Перстень Агируса
Шрифт:
— Я надеюсь на вашу интуицию, мисс Грей. Вы сможете почувствовать, когда опасность нависнет над Евой. Если это произойдет, немедленно свяжитесь со мной по электронной почте! Обещайте мне, дорогая Энни, что выполните мою просьбу, — глаза профессора горели тревожным огнем, он говорил взволнованным и умоляющим тоном.
— Да, профессор, обещаю, что выполню все в точности, сэр.
***
Они уехали. Потянулись дни. Я привыкла часто видеть Марка и теперь страдала от разлуки. Мне приходилось читать и слышать о том, что влюбленные тяжело переносят расставание.
В день отъезда агирусов, то есть в понедельник, я пошла на похороны Джеймса Фостера. Там собралась чуть ли не вся деревня. Ева держалась, как могла, но было заметно, что она страдает. Соня не отходила от матери. Многочисленные родственники из Польши, а также некоторые соседи, помогали на поминках, которые семья Евы устроила в соответствии с польской традицией — намного более пышными, чем это принято в нашей деревне.
Поминки проходили на ферме, куда приехали многие жители Белдорфа, присутствовавшие на похоронах. Родственники Евы приготовили настоящий хороший обед с несколькими переменами блюд. Чтобы все могли разместиться, столы были расставлены во дворе жилого дома фермы под навесом из полупрозрачного пластика.
Едва мы сели за стол, как поднялся брат Евы по имени Янек и, взяв в руку бокал вина, начал свою речь:
— Я бы хотел сказать несколько слов в память о муже моей сестры. Джеймс сделал Еву счастливой и мне невыносимо жаль, что это счастье оказалось коротким. Я горжусь, что мне довелось познакомиться с этим человеком. Надеюсь, что он теперь в хорошем месте. Давайте помянем Джеймса.
Янек отпил немного вина из бокала и сел на место. Все последовали его призыву, выпив вина или колы, или сока. Как это принято во время поминок в Польше, двери дома были распахнуты настежь. С того места, где сидела я, через дверной проем была хорошо видна прихожая и часть гостиной. Я рассеянно смотрела в ту сторону, как вдруг увидела, что прихожую пересекла Эллинор и исчезла в той части помещения, где находилась кладовая.
— «Может быть Эллинор направилась в кладовую, чтобы принести гостям еще какую-то еду или вино?», — подумала я, но все же любопытство заставило меня встать и пойти в дом. Приблизившись ко входу в кладовую, я заглянула внутрь и, никого не увидев, сказала:
— Эй!
Послышался шум — будто что-то упало на пол. Я вошла в кладовую и лишь тогда увидела Эллинор — она стояла слева от входа, испуганно глядя на меня. У ее ног лежала какая-то банка.
— Как ты меня напугала, Энни!, — обиженно проговорила норвежка, — ну разве можно так подкрадываться к людям?
— Прости, Эллинор, я и не думала подкрадываться. Просто на мне сегодня бесшумные кеды. А что ты здесь делаешь?
— Ничего особенного, — Эллинор захлопала ресницами, напустив на себя вид детской невинности.
Я усмехнулась, сказав мысленно:
— «Можешь не стараться, дорогая. Этот твой приемчик, возможно, срабатывает
— Я пришла сюда за пивом, — наконец ответила Эллинор и стянула с полки коробку с дюжиной бутылок темного пива.
Я наклонилась и подняла упавшую банку. Она выглядела очень старой, словно была выпущена пару десятилетий назад. Надписи были сделаны на польском языке и я не могла прочесть их, однако стандартные изображения указывали на то, что в банке находится яд — крысиный яд, о чем также красноречиво поведала жестокая картинка с видом мертвой крысы, лежащей на спине с задранными кверху лапками.
— Почему здесь находится крысиный яд?, — спросила я у Эллинор.
— А где же ему еще быть, как не в кладовой?, — резонно ответила девушка, взяла из моих рук банку и водрузила ее на место, где раньше стояло пиво.
***
В среду перед обедом я пошла в деревню, чтобы купить мыло и шампунь. По дороге домой, почти на окраине деревни, я встретила Соню Складовски. Мы остановились поболтать посреди тротуара, но в эту минуту послышались крики со стороны новой Лесной улицы — кричали сразу несколько человек. Мы с подругой побежали туда.
В районе строительства, возле одного из новых домов — у коттеджа номер пять по улице Лесной, образовалась толпа и царила суматоха. Мы подбежали и с удивлением увидели среди людей, в основном работников со стройки, норвежку Эллинор. Она плакала навзрыд.
— Здравствуй, Эллинор, что случилось?, — наперебой выкрикнули я и Соня.
Девушка подняла глаза и увидела нас.
— Привет, девочки, — сказала она, продолжая всхлипывать, — тут такой ужас, даже говорить не могу... ооой..., — и Эллинор снова разревелась.
Из коттеджа вышел констебль Чарльз Уингейт и направился к группе мужчин, стоящих возле крыльца. После разговора с полицейским один из рабочих указал рукой в нашу сторону, Чарльз Уингейт подошел к нам, поздоровался и обратился к Эллинор:
— Эти люди говорят, мисс, что именно вы обнаружили труп. По словам... ммм..., — констебль взглянул в свой планшетник, — Линдси Робертса, начальника строительного участка, в четверть двенадцатого вы с криком выбежали из дома номер пять. К вам подошли несколько человек со стройки и вы сообщили им, что обнаружили труп в подвале дома. Тогда мистер Робертс вызвал полицию. Примите мои сожаления в связи с этой психологической травмой. В состоянии ли вы сейчас, мисс, ответить мне на несколько вопросов?
Красавица Эллинор кивнула, искоса взглянув на констебля с хорошо скрытым кокетством. Она слегка поправила распущенные по плечам светлые волосы и приосанилась, выпятив вперед свою довольно объемистую грудь. Меня это немного удивило. Если произошла психологическая травма, то как возможно тут же начинать виртуозно кокетничать, когда всего минуту назад заливалась слезами? Эллинор, тем временем, снова подняла на Чарльза блестящие от слез глаза, задержала взгляд на пару секунд и со вздохом кротко потупила взор.