Перстень старой колдуньи
Шрифт:
Она сама вся светилась как чудесный луч золотой на майоликах Врубеля. Никогда он не видел её такой... озаренной, что ли. Вдохновенной - вот точное слово, - подумалКит и вздохнул. Неужели все темное, жуткое было только тяжелым сном?.. Он крепко обнял её,привлек к себе и поцеловал. В губы.
– Значит, ты думаешь, у меня получится?
Они едва смогли прервать этот поцелуй - ведь каждый из них дарил им такие силы! Каждый словно приоткрывал новое окно в жизнь, которая, что ни день, становилась все милей,
– Вот глупышка! Мало тебе, что сам Нил Левшин признал твой редкий дар! А ведь его по всей стране знают. Да и не только у нас - в Европе, а может и ещё где, - я просто не все про него знаю. Приезжают к нему опытом поделиться. Он ведь мастер мирового класса!
– Знаешь... а я подумала... вот Нил Алексеевич. Всю жизнь человек работал, к таким бесценным вещам прикасался...
– Ну?
– А у него самого есть хоть что-нибудь из этих вещей? Хоть одна вазочка Врубеля? Маленькая-премаленькая...
– Но зачем ему? Они же все - вот они!
– рядом с ним. Всю жизнь... Женька, ты не понимаешь!
– Кит горячился, вопрос этот беспокоил и его самого.
– Можно вещью владеть - это значит распоряжаться. Ну, продать, там, или подарить кому-то. Но главное в этом - знать, что МОЕ! Мое и баста! И никто не моги! А он... ему совсем не это нужно. Он просто радуется им как любимым людям. Знает, что они есть. Лелеет их, холит... Он счастлив тем, что красота жива, что хоть капелька его стараний - да вложена в это. И потом, понимаешь, мне кажется, важно, чтобы человек дело своей жизни нашел. По душе. Тогда он радуется всему, что бы его ни окружало, потому что внутри огонек горит, греет, а остальное... не так уж и важно, наверное...
– Ты хочешь сказать, что не важно как человек живет, что у него дома... ну, ты понимаешь. Пусть дома хоть шаром покати - главное, чтобы дело душу грело! Так ведь получается? Но женщина так жить не может... чтоб топчанчик и плиточка.
– Ну, а что б ты хотела? Какой дом?
– он внимательно взглянул на нее.
– Чтобы было уютно - раз! Чтобы была горячая вода и ванная! Нет, это наверное - раз, а уют - два!
Он про себя улыбнулся: бедняжечка ты моя, как же ты настрадалась в своей холупе!
– Чтобы обязательно часы были с боем как у Марьи Михайловны - три. Что еще? Сразу даже и не придумаешь...
– Я тебе обещаю, - он тихонечко коснулся пальцами её щеки, - что все это у тебя будет. Вернее, у нас!
– У нас?
– зарделась Женя.
– Как это? Ты, что, жениться на мне собрался?
Она фыркнула, а потом спрятала лицо в ладонях.
– Собрался, - очень спокойно сообщил ей Никита.
– Если ты не против.
– Я?
– она кинулась к нему на шею.
– А ты, что, меня взаправду любишь?
– Глупенькая! Взаправду... Так только дети говорят, когда в игрушки
Вагон качало, их кидало друг к другу... и оба они ещё не могли понять и поверить, что детство кончилось. И жизнь - великая, взрослая, - уже подступает к ним. Она уже на пороге...
– Никита... а как же это... так быстро? Разве так бывает?
– Да. Только давай мы об этом с тобой... не сегодня поговорим, хорошо?
– А когда?
– широко раскрыв свои фиалковые глаза, спросила она.
– Завтра. Вот до дому доберемся...
– А твои родители? Они же меня на порог не пустят!
– Глупости - ты их не знаешь. И они тебя. А узнаете хоть немножко друг друга - совсем другую песню запоете.
– Слушай...
В глазах её зажглись лукавые искорки, а щечки округлились так трогательно, что он с трудом удержался, чтобы немедленно не схватить её в охапку и не зацеловать всю!
– Слушай, получается, мы с тобой совсем как Ромео и Джульетта, да? Даже хуже - ведь Джульетте было четырнадцать, а мне только через неделю будет тринадцать...
Она опять положила голову ему на плечо... и его повело. Спинка переднего сиденья тронулась и поплыла перед глазами, за нею другая, третья... когда он вспомнил, как впервые увидел её там, в проломе пола такую естественную в своей полудетской наготе в луче горячего света...
Как они переступят черту, которая делает мужчинумужчиной, а женщинуженщиной? И когда... Как-нибудь, - подумал он, отбиваясь от этих беспокойныхи безотвязных мыслей.
– Послушай, Джульетта, по-моему мы приехали... Все, Москва!
Ему сразу стало не по себе. И Жене тоже. Точно их разом - грубо и резко - выдернули из нежной текучей воды и бросили на раскаленный песок...
– Ну, давай выходить, что ли...
– с выражением нарочитой небрежности бросил Кит и, ухнув, подхватил чугунную печь. Женька вспорхнула пташкой и полетела вперед. Перстень у неё на пальце пульсировал, наливаясь тревожнымшафранным светом...
Они сравнительно быстро добрались до дому - былоначало двенадцатого ночи. Город был пуст. Все праздновали Рождество.
"Только не отпускать её от себя, только не отпускать - тогда все пропало!" - стучало в висках.
Во дворе тоже не было никого, даже неугомонная компания парней, торчавших тут днем и ночью, скрылась куда-то.
Как там Овечкин?
– подумал Никита. Со всеми волнениями поездки у него совсем вылетело из головы, что Сергей Александрович остался один на один с треклятым котом. И получается, что если с ним что-то случится... Нет, такого Никита себе даже представить не мог, но все-таки... Если вышло что-то нехорошее, то вина на это целиком ложится на него, Никиту. А у дяди Сережи жена, дети...