Перунова роса. Реконструкция истории России
Шрифт:
– Церковной узбожи при нем не было. – Свенельд так и не сообщил о перстне, который передал ему хазарский купец.
– Выпорем всех на площади, хотя и не во всю мочь, чтобы не разболелись дорогой. Нужно показать людям и им самим, что они не избранники бога, не страдальцы за веру – обычные воры. После порки повезешь в Киев, спустишь в темницу.
– С кочевниками что делать?
– Обменяем на тех, кто в рабстве у хана.
– С моравами?
– Примем их себе. У короля им воли нет.
Подошла Ольга, прервала разговор, объявив решительно:
– Пора наложить на рану свежую
Князь согласился:
– Перевяжи.
– Рана глубокая, с болью да к здоровью, – успокаивая князя, объяснила юная лекарка. – Наши травы на скотине и соседях испытаны. В лесу немало заноз, разных и страшных собирают и годяки, и козы с овцами, и люди… – простодушно добавила: – потому как все по лесу босиком ходят.
Ольга наложила свежую примочку. Наложив, успокоила князя:
– Примочка болезнена, да полезнена.
Когда ушла, князь, чтобы не потревожить примочку, дал знак Свенельду, будто привлекая его внимание:
– Соберите жителей и невольников. Особо тех баб, что потеряли близких. Пусть идут на площадь для встречи с князем вместе со всеми детьми, вплоть до младенцев. Полонян по кругу построй в две линии. Как соберете, выйду, буду говорить с ними. Затем вернусь сюда. Ты со старейшиной и Волком проведешь обряд погребения и уйдешь в Киев с пленными, проповедником и купцами. Возьмешь и тех, кто легко ранен. По прибытии отправишься к представителям хазар и ромеев. Предложи им обустроить невольников, как я сказал. По закону и обычаю нашему участники невольничьего торга подлежат смерти рассечением. Соглашусь с тобой – польза в том невелика. Невольничий промысел хазары и ромеи продолжат. Мне не нужно их золото, пусть возьмут на себя заботы о невольниках, которых выкрали из обжитых мест. Сами нанимают плотников, каменщиков, бондарей, кузнецов, смолокуров и ставят избы. Их же не оставишь под открытым небом – зима впереди. Накажи также управе собирать и отправлять караваны с питанием, обувью, одеждой для полонян.
– Приневолишь ли хазар и ромеев к обустройству невольников? – выказал сомнение Свенельд. – Непривычно им чужбине помогать. Их ответ будет таким: недоволен, поднимай меч, в брани решим, на чьей стороне боги.
– Буду в Киеве – буду разговаривать. До зимы аще не близко, чтобы другой выход искать для их обустройства, но самый правильный – обустроить здесь за счет самих воров и их усилиями.
Игорь окликнул Калину, который до того пришел с погоста съесть кусок каравая с квасом:
– Дед Калина!
Калина выглянул из-за печи:
– Слушаю, князь.
– У нас люди на улице голодные. Надо покормить и полонян, и раненых, и пленных, и хазар на дорогу. Найди сотника Волка, пересчитайте припасы с обоза, вам их вдвоем распределять. Ты, воевода, сказывай им, какие припасы из обоза возьмешь с собой. А теде идите, собирайте селян на площади, к ним выйду, буду гутарить.
По наказу князя собрали баб, молодь и стариков. Кто-то уже выплакался, кто-то не мог успокоиться, не сдерживал слез. Среди них дети, оставшиеся без отцов.
Селян собрали на той стороне верви, что ближе к кутине старейшины села Калины, а полонян на противоположной стороне от них в два ряда.
Встав между ними, Игорь обратился к селянам:
– Вы
Князь перевел взгляд с жителей на невольников, образовавших по противоположному периметру сельской площади полукруг, обратился к ним со словами:
– Вам, молодь, хазары и ромеи готовили презренную рабскую жизнь, какую наш закон и обычай предусматривает только за тяжкие наказания, да и то в загробном мире. Того не случилось благодаря людям этого села, кто вступился за вас, чтобы вырвать из хазарских и ромейских мордовок. Они могли уберечься от смерти – но тогда вы до единого разделили бы горькую жизнь на чужбине: вас бы выхолостили, посадили с цепью на галеры, отправили в глубокие карьеры добывать камень и руду или в порты и на чужие поля за чашку чечевицы. Они подарили вам свои жизни ради вашей свободы. Участь рабов вам более не грозит, как и смерть от кнута надсмотрщика. Каждый из вас натерпелся лиха, но мужи этого села за вас жизни отдали.
К чему о том говорю и напоминаю? Да все к тому, что семьи убитых кормильцев по Прави думать, что дети не останутся сиротами, жены – вечными вдовами, село, которое построили, – без мужского призора для защиты от очередного вора. Оттого призываю, хотя иного выбора кроме моего слова у вас нет. Вы замените погибших и сгинувших в неволе до вас. Не только во вчерашней сече. Станете отцами для сирот, мужьями для рожениц, женихами для невест и дадите жизнь своему потомству, воспитаете пахарями, ремесленниками, защитниками.
По моему наказу вас построили, чтобы жены, невесты, матери, кто лишился своих мужей, женихов, сыновей, прошли вдоль ваших рядов и выбрали для себя вместо того, кто отдал свою жизнь за ваше спасение от рабства хазарского и ромейского вчера. Вслед за ними пройдут вдовы, невесты, матери, которые потеряли мужей, женихов и сыновей, когда прежний князь забрал их на войну с хазарами, а обратно не вернул.
Мы все в неоплатном долгу перед семьями этого села и каждой семье даю право выбрать того мужа, того кормильца, того помощника по хозяйству, того жениха или сына, кого душа пожелает, ибо выбирать есть из чего, один другого краше и статнее. Думаю, каждая из семей найдет среди полонян своего надежу.
Прежде всего детные выберут – их поднимать надобно. Детные, первее других возьмите за руки или на руки своих детей и идите по ряду – кто приглянется, тот ваш суженый. Пусть видит и знает, для кого станет мужем, отцом и примет как должное.
В моих словах неволи нет – речь об отеческом долге, пока не очистим землю от воров.
Далее князь неожиданно заявил:
– Таков и мой долг перед вами как князя. Клятву даю, будто на роте, что и сам найду суженую для себя в этом селе, с той лишь поправкой, что в отличие от полонян у меня как князя остается выбор.