Первая Конная
Шрифт:
— А я и не говорю, — шептал горячо Матвей. — Просто памятую тебе, чтоб не забыл. А забудешь, еще раз напомню. Второй раз забудешь, второй раз напомню.
Он отошел и исчез в темноте.
Очкарик лежал на сене. Рядом с ним ворочался и вздыхал Тимошка, казак с льняными волосами.
— Длинные эти ночи перед боем. А поговорить охота… — Он закурил.
— Спи… — сказал очкарик. — Завтра бой.
— Бой, он каждый день, — сказал наказ, — а вот приходит
Очкарик не ответил — он спал.
Казак тяжко вздохнул и стал слушать песню.
…Не спали бойцы у костров…
Не спали раненые в лазарете…
Не спали пленные в тюрьме, ожидая своей участи… Никто не спал: кто просто слушал песню, а кто и подпевал тихо…
— Звезда полей, звезда полей над отчим домом и матери моей печальная рука…
Не спала и Надя, жена командарма, она лежала без сна, с широко открытыми глазами, рядом с нетронутой подушкой мужа и тоже слушала песню.
…Егоров очнулся ото сна, открыл глаза. Он поднял голову и на светлеющем квадрате окна увидел темный силуэт человека с неизменной трубкой.
Сталин смотрел в окно и видел темный город и множество огней от затухающих уже костров. Дивизии, полки, эскадроны — вся громадная армия, скрытая темнотой, набиралась сил в ожидании завтрашней битвы. И среди этих огней где-то горел костер, возле которого сидел командарм, и над темным городом летела его песня. Казалось, что пела вся армия.
Короткая летняя ночь кончилась, брезжил рассвет.
У ворот тюрьмы стояла тачанка. Филька-казачок сидел на вожжах, а Матвей дремал на задке.
Конвой выводил пленных, и Дуплищев, комендант, выстраивал их в одному ему известном порядке.
— Барахольщики и насильники — сюда, — говорил он. — Контрики, каратели, саботажники — тоже сюда. — Дуплищев подумал и подтолкнул жандармского ротмистра к общему строю. — И вы сюда, господин вешатель.
В особой шеренге осталось трое: два офицера и священник.
Дуплищев обратился к ним.
— Кто желает, — спросил он, — вступить в Красную Армию и в борьбе за мировую революцию кровью смыть позор неправильных заблуждений?
Офицеры стояли не шелохнувшись. Священник недоумевал.
— Вот и хорошо, — сказал Дуплищев. — А вы, — добавил он стоявшему в растерянности священнику, — идите.
— Куда? — спросил священник.
— А куда хотите. Вы нам без надобности. — Дуплищев повернулся к шеренге: — Правое плечо вперед! Прямо — шагом марш!
Колонна пошла.
— Садись, — сказал Матвей Дуплищеву, когда тот вышел за ворота. — Садись, подвезем.
— Не положено, — буркнул комендант.
— Не положено назад бежать, когда вперед надо.
Комендант сел в тачанку
— Сколь не видались, батя, — сказал Матвей с едущей вровень тачанки, — а поговорить не об чем.
— Гуляй, — ответил урядник. — Ваша сила….
— Мать-то померла… — сказал Матвей. — Забил ты ее до смерти.
— Туда ей, потаскухе, и дорога. Наплодила нехристей…
— За нее, за ребят со станицы, что ты перевел, на распыл идешь.
— Мало перевел… — ответил урядник. Комендант крякнул в кулак, отвернулся, смолчал.
Впереди показался пустырь. Комендант выбил трубку.
— Ладно. — Он спрыгнул с тачанки. — Забирайте его. Ваше дело. Семейное.
Матвей сошел с тачанки и вывел урядника из строя.
— Пошли, батя, в сторонку. Поговорим…
Подошли к обрыву.
— Становись до яру ближе, — сказал Матвей.
Старик отступил назад и глянул вниз. Глубоко в яру чернел труп дохлой коровы со вздернутыми ногами.
Филька бросил вожжи и, прихватив карабин, встал рядом с братом.
— На изготовку, — сказал Матвей.
— Не серчай, батя, — сказал Филька.
— Хрен тебе батя, не я! — Урядник шагнул вперед и с задором крикнул: — Но-о, Игнашка! Нешто не доведется свидеться, раздери твою мать! Идут с Хопра казаки вашенскую власть резать. Не умру, сохранит матерь божья. — своими руками из нас душу выну! Изведу свое семя!
— Пли! — скомандовал Матвей. Дернулись кони.
Урядник скатился в обрыв.
Вслед в стороне ударил нестройный залп, и там, над рощей, взлетела с криком стая грачей.
В окно настойчиво постучали. Ординарец вскочил с лавки.
— Кто?
— Я. Открой, Федя, — послышался голос комфронта Егорова. В сенях было темно. Ординарец, чиркнув спичкой, зажег лампу.
— Буди, — сказал Егоров. — Пора.
— Так они же и не ложились, — удивленно ответил Федя.
Комфронта распахнул дверь.
Весь штаб и высший командный состав армии были в сборе — при свечах сидели над раскрытыми картами. Буденный стоял у стола.
— Шестая дивизия, — говорил он Тимошенко, — атакует противника с запада. Четвертая, — он обернулся к Городовикову, — поддерживает Тимошенко с юга.
— Первым пойду в атаку! — вскочил Городовиков.
— Ты, Ока, человек отчаянный, но не забывай, ты не один, у тебя бойцы, и за них ты в ответе!.. Одиннадцатая Морозова обеспечит правый фланг и при поддержке стрелковых дивизий с востока и северо-востока прижмет противника к реке.
— По-моему, все ясно, товарищи, — сказал начштаба Зотов, сворачивая карту.