Первая Конная
Шрифт:
Тот словно очнулся от раздумий.
— Как что? Драться!
— Это понятно, — усмехнулся сидящий рядом с Клюевым Ефремов. — А нас интересует, какие решения принял реввоенсовет армии.
— Реввоенсовет армии, — внезапно раздражаясь, ответил командарм, — принял одно решение — разгромить противника! Других решений у нас пет!
— А что вы думаете делать с артиллерией? — спросил Ефремов. — Ее у вас, очевидно, недостаточно для действия на таком плацдарме?
— Все, чего у нас недостаточно, — ответил командарм, — мы возьмем у противника! И артиллерию, н снаряды…
— Правильно, —
— Это безграмотно в военном отношении, — резко поднялся Ефремов. — И безответственно! Операция должна решить судьбу всего фронта…
— Это мы знаем, — прервал его Буденный. — Можете не пояснять.
— Драться в полуокружении, — раздраженно продолжал Ефремов, — с превосходящими силами противника и не предусмотреть возможного течения боя, не разработать тактику… — Он возмущенно развел руками.
— Предусмотреть течение боя нельзя, — ответил Буденный. — Бить первыми и побеждать! Это и есть наша тактика!
— И все-таки, Семен Михайлович, — строго сказал Егоров. — Изложите нам план завтрашней операции.
— Чем меньше людей знает об оперативном замысле, тем лучше, — Буденный с открытой враждебностью смотрел на Ефремова. — А план у нас один — бить под корень, и в первую очередь генерала Павлова, а потом и всех остальных.
— А ведь, пожалуй, — задумчиво проговорил Егоров, — Семен Михайлович во многом прав…
— Нет, нет! — прервал его Ефремов. — Это — сплошной абсурд. Мы должны считаться с действительностью. Единственная возможность сохранить армию в случае поражения — это предусмотреть отход на рубежи рек Дон и Маныч, где армия сможет удержаться до самой весны.
— И подождать, — гневно продолжил Буденный, — пока они перегруппируются и начнут наступать!
— Скажите, — вежливо обратился к Буденному седой человек из военспецов, — вы вообще не предусматривали пути возможного отхода армии?
— Нет! — твердо ответил Буденный. — Мы предусматриваем только победу!
— Примитивно, — махнул рукой Клюев.
— Вы не верите в боеспособность наших войск, — поднялся Буденный. — Не знаете настроения бойцов и командиров. Мы уже били Деникина и под Царицыным. и под Воронежем, и под Касторной, и под Ростовом. Враг уже не может нас гнать, если мы сами не побежим. Разговоры об отступлении предлагаю с повестки заседания спять, а всех, кто не согласный, арестовать как паникеров и предателей! И расстрелять!
В зале повисло молчание.
Егоров в растерянности оглянулся на сидящего молча человека во френче. Тот поднял руку. Он был молод, смугл, худощав, среднего роста. Густые волосы, черные усы, прямой нос и черные, чуть прищуренные глаза.
— Слово имеет представитель ЦК товарищ Сталин, — сказал Егоров.
Сталин внимательно оглядел настороженно молчавший зал.
— Пока, — сказал он, — мы никого арестовывать не будем. А вот к вам, — он повернулся к Буденному, — у меня есть вопрос.
В зале было по-прежнему тихо. Двое во френчах сидели в стороне молча и настороженно.
— Скажите, почему вы отвели армию из-под Батайска?
Лицо командарма помрачнело.
— Я
— Пожалуйста, объясните нам. — Сталин, склонив голову, стал раскуривать трубку.
— Я не хочу губить лучшую конницу Республики, — ответил командарм.
— Мы докладывали, — вмешался Ворошилов, — что командующий Кавказским фронтом Шорин поставил Конную Армию на грань гибели. Он загонял нас в болота, мы форсировали Дон под сплошным пулеметным огнем. Из-за преступных распоряжений Шорина в бессмысленных лобовых атаках загублено сорок процентов личного состава армии и четыре тысячи лошадей. И все это для решения узких задач…
— Я писал Ленину… — глухо повторил Буденный.
— А вы знаете, что Троцкий говорит о вас? — спросил Сталин.
— Знаю! — зло ответил Буденный. — Конармия — это банда, а Буденный — атаман, Стенька Разин. И куда он поведет свою ватагу, туда она и пойдет: сегодня за красных, а завтра за белых. Знаю!
— Мы сражаемся за революцию! — не сдержался Городовиков.
— За кого мы воюем, и дураку ясно, — продолжил Буденный. — А Шорин врет!
— Мы разработали план, — вновь вмешался Ворошилов. — Он представлен в Совет Труда и Обороны и РВС Республики. Этот план предусматривает использование Конной Армии на основных направлениях в местах крупных скоплений противника.
— Конная Армия, — сказал Буденный, — решает задачи фронта и будет действовать в интересах Республики, а не в личных интересах Шорина… Я писал Ленину.
— Что вы на это скажете, товарищ Шорин? — Сталин обернулся к человеку, сидевшему в стороне.
Поднялся Шорин, человек военной выправки и строгих, рассчитанных движений. Он говорил и ритмично постукивал карандашом.
— Партизанщина, товарищи, изжила себя. Невежественные и какие-то сказочные атаманы, не имеющие познаний в военном деле, в сегодняшних условиях не только неприемлемы, но и вредны. Вот вы держите Маслака, а ведь он — неисправимый партизан и пьяница.
Буденный молчал.
— Пожалуйста, ответьте, — попросил Сталин.
— Я все понимаю, товарищ Сталин, — ответил Буденный. — Все понимаю!.. Но сейчас, дай нам бог, чтобы другие тоже так воевали. Идут за ним ребята. Идут и побеждают.
— Отвага без головы не много стоит, — подумав, произнес Сталин.
— Кавалерия, — оживился Шорин, — правильно говорил товарищ Троцкий, это высший род войск, которым всегда командовали князья, графы и бароны. Почему бы это?..
В зале повисло неловкое молчание.
Сидевший рядом со Сталиным седой человек из военспецов вежливо спросил:
— Скажите, товарищ Буденный, — он по-смотрел на командарма, — в каких случаях вы можете идти в атаку в конном строю на пехоту противника?
— Что? — спросил командарм, думая о своем.
— А вот что. Во-первых, когда боевые порядки пехоты расстроены, во-вторых, при преследовании противника и, в-третьих, при внезапном нападении.
— Правильно!.. — изумился Буденный. — А ты кто такой?
— Не отвлекайтесь, — попросил Сталин, недовольно глянув на военспеца. Тот, смутившись, умолк.