Первая Конная
Шрифт:
Буденный, заметив в стороне улыбающегося Егорова, сказал:
— Вот так, и никакой тактики!
Он отошел к окну, взглянул — по сонной еще и пустынной улице пронеслась тачанка, обогнав уныло бредущего к храму священника. Филька-казачок правил. Угрюмый Матвей сидел на задке.
— А все-таки скажите, Семен Михалыч, — спросил Егоров, — вас не смущает недостаток боеприпасов и артиллерии?
— Нет, — повторил Буденный. — Всё, чего у нас не хватает, мы возьмем у противника.
— Правильно, —
–
Стало светлее.
— Разрешите поднимать? — спросил Зотов и задул свечи.
— Поднимай, — сказал командарм. — В час добрый, ребята, с богом, по коням!
…Чистый звук сигнала, подхваченный многими трубами, поплыл над городом,
— По коням!
Во дворах засновали связные, коноводы разбирали лошадей.
Тачанка Матвея с ходу влетела во двор.
На раскиданном семе навзничь спали бойцы.
— Подъем, братва, — крикнул Матвей. — Проспите царствие небесное.
Казаки вскинули лохматые головы…
…Артиллерист Добров поднялся с лафета.
— Подъем! — доносилось отовсюду.
Повозочный Грищук безмятежно сопел в бричке, его кобылёнка застыла над ним с клоком сена в мягких губах, и от ее задумчивых и тяжелых вздохов вздымались на голове старика редкие волосы. Его толкнули, он проснулся и вдруг заорал:
— Товарищ начальник, когда кобылу домой отпустишь?
— После победы революции, — ответил Добров.
Бойцы цепляли лафеты к передкам…
…Скатившись с сеновала, боец в буденовке и очках подошел к своему коню. Тот лежал на боку и храпел, разметав ноги. Боец потянул повод, но конь и ухом не повел.
— Дай мне другого коня, — обратился очкарик к эскадронному.
— На тебя не напасешься! — недовольно пробурчал тот. — А твой-то что?
— Спит.
— Будил?
— Будил.
— Ну и что?
— Спит.
— Ну, нехай поспит, бедолага… Его тоже понять надо.
— Да пьяный он, — сказала Дуська. — Мордой в бутыль со спиртом ткнул и мокрого сена нажрался.
— Они это дело любят, — смеялись бойцы.
— А кто не любит? — соглашались другие.
— А мне-то что теперь делать? — спросил очкарик.
— Поди в обоз, — сказал эскадронный, — есть гам один. Бесхозный..
…На улицах слышался глухой конский топот, голоса, громыхание артиллерийских упряжек. Эскадроны в ожидании строились на улицах и на площади, у храма.
Боец с льняными волосами сунул очкарику ополовиненную банку консервов.
— Поешь.
— Где взял? — спросил тот.
— Где взял, там уже нету. Ешь!
Бойцы оправляли седловку, разбирали поводья, садились.
К эскадронному подлетел посыльный. Что-то зашептал
— Становись, — подал команду эскадронный.
Бойцы съезжались в ряды.
Светя в тумане фарами, шла машина в плотном окружении всадников резервного эскадрона. В ней ехали члены РВС. Буденный и Ворошилов ехали верхом.
Вслед за ними шли сигналисты и казак с кумачовым значком командарма на пике.
— Какого полка? — спросил Буденный. — Чего топчетесь на месте?.. А, это Тимошенко, — узнал он начдива.
— Третья бригада задерживается, — ответил тот.
— Так подтолкни их, — весело сказал командарм. — Погода благоприятствует.
Начдив молча поднял руку к папахе, блеснул темными глазами.
— Ничего, — сказал Егоров. — Двадцать минут, армия в строю.
Ворошилов посмотрел на часы. Было без четверти пять.
Растянувшись по улице, шли бригады.
— Ну, что там видно? — крикнул Буденный и поднял голову вверх.
Начальник штаба сидел на колокольне и смотрел в бинокль.
— Ничего не видно, — ответил он. — Туман. Что-то движется, а что — неясно.
— Понятно… — кивнул Буденный и вернулся к машине.
На берегу столпились ожидающие эскадроны. Внезапно откуда-то раздались кри-ки «Ура!».
Алеша Зорин, молоденький «гусар», стоявший впереди своего пехотного взвода, увидел, как со стороны города, окружив автомобиль, на коротком галопе скакала группа всадников.
— Буденному — ура!
— Ворошилову — ура! — волной катился крик бойцов.
Буденный был в тонко перехваченной серебряным поясом черной черкеске с блестящими газырями, между которыми полыхал на груди алый бешмет. Ворошилов — во френче и защитной фуражке.
Комфронта Егоров поднялся в машине и, приветствуя армию, взял под козырек. Сталин и Щаденко встали за его спиной.
— Ур-р-а-а!..
Подхваченный общим порывом молоденький «гусар» восторженно размахивал кивером.
Автомобиль остановился возле передовых шеренг армии. Буденный и Ворошилов сдержали коней.
Комфронта Егоров поднялся в полный рост.
— Товарищи бойцы и командиры! Революционный военный совет Южного фронта послал командованию белых радио с предложением сдаться в двадцать четыре часа. Мы обеспечиваем сдавшимся врагам жизнь и желающим — свободный выезд за границу. Нам не ответили! Вся вина за кровь русских людей, которая сегодня прольется, ложится на офицеров белой армии… РВС Южного фронта приказывает вам щадить сдающихся и пленных. Красноармеец страшен только для врага. По отношению к побежденным он — рыцарь.