Первая леди города, или Между двух берегов

Крамер Марина

– Может, ты прекратишь пить? – наклонившись к хозяйке, спросил Хохол, но она отрицательно покачала головой, в которой, правда, уже слегка мутилось от выпитого коньяка, и продолжила свое занятие. – Киска, я тебя прошу – перестань, не поможет…

– Да не лечи ты меня! Мне хреново. – Марина отмахнулась и снова наполнила стакан почти до края, выпила, поморщившись.

– Будет хуже.

– Пусть.

Осознав бесполезность своих усилий, Хохол отстал и отвернулся, чтобы не видеть, во что она превращается. Марина же довольно быстро напилась и уснула, положив

голову на его колени, провалилась в тяжелый пьяный сон.

Хохол оказался мужиком оборотистым и грамотным, чему Коваль нашла подтверждение мгновенно, едва только подали трап, – на поле стояли три машины с ее номерами, в том числе и такой родной "Хаммер", а возле них – человек десять охраны во главе с Дроздом.

– Молодец, соображаешь, – похвалила Марина, хватаясь за перила, чтобы не упасть.

К ней кинулся Данила, но Хохол опередил, подхватив ее на руки и спускаясь по ступенькам.

– Данька, багаж забери, – распорядился он, усаживаясь в джип. – И Виолу отвезите домой.

– Нет, Виолу – к нам! – запротестовала Коваль, пытаясь сесть, но он не дал, прижав к сиденью.

– Да успокойся ты! К нам, к нам! Надралась опять, как лярва, – проворчал он, пытаясь не дать ей вырваться. – Прекрати, я тебе сказал!

Марина угомонилась, опять задремав на его плече и придя в себя окончательно только во дворе особняка. Размяв затекшие ноги и выкурив сигарету, пошла в дом, сопровождаемая Женькой и Виолкой, не менее пьяной, чем сама Коваль. Ведьму Хохол сразу увел в гостевую спальню и там закрыл, а Марину потащил в душ, на ходу срывая одежду и преодолевая вялое сопротивление. Ледяная вода, хлынувшая из душа на голову, привела Коваль в чувство, она визжала и вырывалась, но Женька не выпускал до тех пор, пока она не посинела от холода, только тогда безжалостный Хохол сделал воду погорячее и сам присоединился к ней, даже не спросив согласия. Долго ласкал грудь, покрывал поцелуями лицо и шею и бормотал в экстазе:

– Киска моя, я так соскучился по тебе, родная моя… не уезжай больше…

Марина отстраненно наблюдала за его действиями, словно не с ней он делал это, не ей говорил, и, даже когда он опустил ее на колени, все еще не соображала, чего именно он ждет от нее. Только коснувшись щекой его колена, она вдруг подняла голову и возмутилась совершенно трезво и ясно:

– Сдурел совсем? Что за фокусы еще?

– Киска… не надо, давай все разговоры на потом оставим, я так соскучился по тебе, родная моя… – взмолился севшим внезапно голосом Хохол, опуская руку ей на затылок, но Марина была немного другого мнения на этот счет:

– Прекрати! Я не хочу так!

– А как ты хочешь? – растерялся Хохол, никогда прежде не слышавший от нее отказа, и был в шоке от ответа:

– Я пошла к Ветке, а ты – как знаешь!

Он размахнулся, собираясь ударить ее, и Марина, отстранившись, уперлась глазами в его лицо и прошипела:

– Только попробуй! – И Хохол замер, поняв, что шутки кончились.

Коваль встала, завернулась в полотенце и пошла к себе, заперев дверь на защелку и упав на постель. Дверная ручка задергалась, но Марина громко сказала:

– Не

ломись, я не хочу тебя видеть! – И тогда он сбегал вниз за ключом, ворвался в спальню и бросился к кровати:

– Киска, прости… я забылся… скажи, что ты не сердишься…

– Ложись сюда, – велела она, подвигаясь и давая ему место, и, когда он осторожно прилег рядом, прижалась, обняв руками за талию. – Женька, никогда больше не смей так вести себя со мной.

– Да, киска, я понял, – покорно прошептал он. – Прости меня, родная…

Этот инцидент открыл Марине и другую сторону Хохловой натуры. Оказалось, что он мог быть невероятно нежным, просто потрясающе нежным любовником… Он любил ее, прикрыв глаза и едва позволяя себе дышать, касался кончиками пальцев, а не хватал, оставляя, как обычно, синяки на теле, она даже не представляла, что так бывает, что он может быть таким.

– Женька… мне так хорошо с тобой…

– Молчи, киска, молчи… – Его губы закрыли ее рот, заставив замолчать.

Потом они лежали, обнявшись, на водяном матрасе, Марина водила пальцем по синему рисунку на его груди, а Хохол, прижав ее к себе ручищами, устало дремал после затяжного марафона. Вдруг Коваль зачем-то решила позвонить Егору – то ли совесть мучила, то ли остатки коньяка напомнили о себе, но она осторожно освободилась от рук Хохла и пошла в ванную с телефонной трубкой, набирая на ходу номер. Долго никто не отвечал, потом раздался чуть рассерженный голос Егора:

– Я слушаю!

– Малыш, это Коваль… – Повисла пауза, потом он произнес безразличным тоном:

– Что ты хотела?

Марина растерялась от его тона, от того, что он не рад ее слышать, раздражен и даже не старается скрыть этого.

– Так я слушаю тебя, – напомнил он нетерпеливо.

– Я оторвала тебя от чего-то важного?

– Если отвечу – отстанешь? – Это уже граничило с хамством и не было похоже на утонченного и воспитанного Егора.

– Я могу отстать, даже если не ответишь.

– Ты вообще можешь считать себя свободной, моя дорогая жена, ты не особенно нуждаешься во мне, как я выяснил, тебе нет дела до моего мнения, до моих переживаний – тебе вообще нет дела ни до кого, кроме себя самой! – тихо и с какой-то невысказанной болью произнес вдруг Егор. – Так невозможно жить, ты понимаешь? Я устал бороться с твоим тяжелым характером, с твоим ослиным упрямством, в конце концов, я тоже хочу просто пожить, не страдая от головной боли за тебя! Поэтому, раз так случилось, я предлагаю тебе расстаться, детка.

У Коваль возникло ощущение, что она получила удар под ложечку и теперь не может разогнуться и вдохнуть воздуха, а дышать уже нечем…

– Что… что ты предлагаешь? – скорее подумала, чем сказала она, не в силах осознать реальность происходящего сейчас, вот в эту самую минуту.

– Ты слышала, не заставляй меня повторять это еще раз, мне и самому больно.

– Тогда… зачем ты это сказал? – Марину все еще не покидала надежда на то, что он просто решил наказать ее, заставить помучиться угрызениями совести. Но надежда разбилась, как стекло…