Первое задание
Шрифт:
Наташа потупила глаза:
— Я очень благодарна вам.
Её слова, внешне бесстрастные, вызвали у коменданта лёгкую, еле уловимую досаду, но он продолжал с прежним энтузиазмом:
— Мне кажется, что вы тоже ко мне не совсем безразличны. — Ганс опять улыбнулся. — И если это так, а я очень надеюсь на это, то наступила пора выяснить наши отношения до конца.
— А что же в них неясного? — спросила Наташа и посмотрела на него такими невинными глазами, что он заворочался в кресле и встал. Наташа продолжала сидеть. Она прекрасно понимала, к чему клонит Шварц,
— Наташа, вы так неотразимы, я так привык к вам, что не могу без вас жить!
— Разве нам предстоит разлука? — с тревогой спросила она.
— Нет, я совсем не о том, — возразил он, — я прошу вас, чтобы вы стали совсем моею.
Наташа разыграла возмущённую невинность:
— Как легко и просто оскорбить и обидеть бедную девушку! Как вам не стыдно! За кого вы меня принимаете?
— Вы меня неправильно поняли, — оторопело сказал Ганс.
— Нет, правильно.
— Я не хотел вас обидеть.
— Но это нехорошо!
— Что — нехорошо? — не понял Ганс.
— Я не хочу разбивать семью.
Наташа волновалась, ей было очень страшно, но страх перемешивался с задорным любопытством: «Что будет дальше?»
— С моей женой ничего не случится, — недовольно, как учитель бестолковому ученику, произнёс Ганс. — И вообще, при чём тут жена? Я люблю вас, вы любите меня.
— Разве я вам объяснялась в любви? — кокетливо спросила Наташа.
— Нет, но я знаю это.
— Однако…
— Вы с этим не согласны?
— Как вам ответить…
— Надеюсь, вы не будете отрицать, что любите меня?
— Это и есть ваш вопрос?
— Да!
— Нет!
— Как вас прикажите понимать? — встрепенулся Ганс. Самоуверенность слетела, как лёгкая пыль при дуновении ветра.
— Не буду отрицать.
Ганс внимательно посмотрел на девушку, но радости, которую ожидал увидеть на её лице, не было. А он-то был уверен, что Наташа в открытую не говорит о своей любви только из-за естественной в её положении скромности, понимая, какая пропасть лежит между ним — майором германской армии — и ею — обыкновенной русской девушкой. Он, Шварц, всегда был с ней слишком великодушен, внимателен, всячески старался, насколько это было возможно, не подчёркивать своего превосходства. Он даже совершенно сознательно разрешил ей влюбиться в него!
— Наташа, согласитесь, что наши отношения сейчас выглядят несколько смешно.
— Смешно? Что же в них смешного? И вообще, какие могут быть отношения у коменданта с его переводчицей?
Ганс оторопел. Вот чёртова девчонка! И за словом в карман не лезет, и держится, как баронесса перед сватовством.
А Наташа именно сейчас до боли в сердце почувствовала, как она жгуче ненавидит и презирает этого самодовольного солдафона, развратника и труса, деспота, убийцу и ханжу. Как бы она была счастлива, имея возможность высказать хоть крупицу ненависти и презрения, которые она питала к нему. Она резко встала и посмотрела прямо в глаза Гансу:
— Я просто очень устала сегодня. Простите,
Ганс посмотрел на неё, и опять узнал свою Наташу, любящую, ласковую и доступную. Он протянул руки к её округлым плечам и нежно наклонил её голову к себе на грудь. Она не сопротивлялась, но тихо сказала:
— Не нужно, сюда могут войти.
Ганс разомлел от восторга. Она права, эта девчонка, всему своё место и время.
Наташа отошла к окну, привела в порядок причёску и, как бы извиняясь, сказала:
— Разрешите, я пойду домой, голова сильно болит.
— Конечно, конечно. Счастливого вам пути, до завтра.
Наташа вышла.
Ганс довольно потёр руки. Всё идёт строго по плану и складывается как нельзя лучше. Наташа уже приготовила белый флаг, и завтра он по-солдатски пойдёт на последний штурм этого прекрасного и плохо защищённого бастиона. А сегодня… сегодня нужно на прощание, в последний раз, сходить к фрау Зине. Конечно, Наташе она в подмётки не годится, но зато сладка, как патока, и без излишней скромности и претензий.
Безветренный, слегка морозный вечер. Легко падают и кружатся в медленном холодном хороводе равнодушные снежинки.
Наташа идёт домой. Она не торопится, глубоко вдыхает свежий, заснеженный воздух. На душе у неё тяжело. Шаг за шагом, слово за словом вспоминает она весь день. Слишком много событий и впечатлений! Встреча с мужем, грубые объяснения и домогательства коменданта…
За спиной послышались торопливые шаги — кто-то догонял её.
Наташа сделала шаг в сторону, к забору, и резко обернулась. К ней приблизилась женщина и встала, преградив путь к дому. Наташа попыталась обойти незнакомку, но та тихо, глухим, сипловатым голосом сказала:
— Не спеши, красотка, поговорить нужно.
— О чём нам с тобой разговаривать? — спросила Наташа и узнала женщину. Эта была Зинка-официантка, известная всему городу разгульной жизнью и связями с немецкими офицерами. Наташа прислонилась к забору, нащупала в кармане пальто маленький бельгийской марки пистолет, подаренный ей во время приступа великодушия майором Шварцем. Опустила на пистолет руку и успокоилась.
— Что же молчишь? — спросила она Зинку.
— Разглядываю.
— Ну, и как?
— Красивая, ничего не скажешь!
Зинка смотрела на Наташу сверху вниз, глаза сверкали злобой. Высокая, полная, припорошенная снегом, она была похожа на снежную бабу.
— А ты тоже ничего, настоящая русская красавица. Откормленная, хоть на показ выставляй!
— Смеёшься!
— Нет, от души.
Зинка хмыкнула что-то нечленораздельное и хрипло сказала:
— Была когда-то красавица, да вся вышла. Укатали сивку крутые горки. Ты говоришь — откормленная. Правильно, не голодаю, как другие. А сытый человек быстро забывает все обиды и превращается в свинью! Хочется чего-то хорошего, душа и у меня не опилками набита, не кукла же я! А у свиньи конец один: кормят, поят, холят и… Вот скажи, сколько тебе лет?