Первомай
Шрифт:
Когда я позвонил Кофману, в Москве была половина шестого. Пятнашка провалилась, раздался щелчок, и, практически безо всякой паузы прозвучал девичий голосок.
— Алло-о-о…
— Элла, привет, это Александр Жаров. Ты что, моего звонка ждёшь?
— Ой, — радостно выдохнула она. — Ты думаешь, я каждый день так рано встаю? Знаешь сколько у нас времени?
— М-м-м… да, знаю.
— Ладно, ничего страшного. Прощаю. Я, всё равно ещё не спала.
— А что делала? — усмехнулся я, вспомнив,
— К зачёту готовилась.
— Это похвально. Слушай, отец твой спит?
— Спит, не бойся, можем нормально поговорить. Я так рада, правда. Думала, ты сам не позвонишь.
Кхе-кхе… я и не собирался, честно говоря…
— Так, Жаров! — ворвался в разговор недовольный хриплый бас. — Ты русского языка не понимаешь, я вижу! Похоже, придётся принять уже серьёзные меры!
— А, Яков Михайлович, здравствуйте, — отреагировал я. — Мне бы с вами поговорить. Извините, что так рано, просто вопрос срочный очень.
— Чего ты от меня хочешь? Тебе что-то не ясно? Или понял, что мало попросил?
— Так, — довольно резко произнёс я и бросил ещё одну монетку в прорезь автомата. — Я ничего не просил. И сейчас я звоню, потому что вопрос касается непосредственно вас.
— Какой ещё вопрос?! — рявкнул он.
— Элла, повесь, пожалуйста, трубку, мне нужно Якову Михайловичу сообщить кое-что.
Она обиженно хмыкнула, помолчала и отключилась.
— Что тебе надо? — сердито спросил её родитель.
— Вот какое дело. Это связано с тем инцидентом. Помните, я рассказывал про милиционера?
— Ну…
— Так вот. Он считает, что портфель э-э-э… ну, тот самый портфель вместе со всем его содержимым, находится у меня.
— И что из этого?
— Тот милиционер сейчас приехал в Верхотомск. Причём, он связался с группировкой одного криминального авторитета, и теперь они меня прессуют. Хотят получить портфель и всё, что в нём.
— А мне что за дело?
— Ну, просто я думал, что вам не захочется, чтобы кто-то знал, у кого на самом деле находится э-э-э… содержимое и кто так легко может собрать… такую… ну, вы понимаете.
Он не ответил. Я бросил ещё одну монетку.
— Если вам всё равно, и я всё неправильно понял, то я просто расскажу этим людям, как всё было на самом деле. Если же я понял правильно, и вы не желаете, чтобы какие-то урки располагали подобной информацией, мне надо помочь.
— Чем помочь? — спросил он и голос зазвучал казённо и пасмурно.
— Лично мне ничего не нужно, вы неверно представили ситуацию. Мне нужна исключительно помощь действием, со стороны силовых ведомств.
— Это каких?
— Со стороны УВД или другой организации, в зависимости, где у вас контакты. Я хочу снять угрозу, переведя решение в правовое поле, но с другим, не касающимся вас наполнением.
Он озадаченно замолчал, переваривая, сказанное мной.
— Блин. Яков Михайлович, я хочу посадить тех, кто мне угрожает и, опосредованно,
— То есть… ситуация, по-твоему, довольно серьёзная, я правильно понимаю?
— Для меня она очень серьёзна.
— Хм… И это никакие не бредни, и не ухищрения, чтобы приударить за моей дочерью?
— Вы… смеётесь что ли? Нет, ваша дочь здесь совершенно ни при чём. Успокойтесь, я не собираюсь за ней приударять. Элла меня не интересует.
— Что-о-о?!!! — раздался в трубке разъярённый девичий голосок. — Ну, ты и козёл!
— Элла! — загремел Кофман. — Повесь немедленно трубку!
— Яша, что случилось? — донёсся издалека испуганный голос его жены, а за этим последовал грохот бросаемой трубки.
— Дурдом! — воскликнул Яков Михайлович, а я опустил ещё одну монетку в автомат.
— Так что?
— Вот как мы сделаем… Сейчас я дам тебе телефон Вадима, он к тебе приходил. Я ему позвоню и попрошу помочь. Ты с ним созвонишься и обо всём договоришься. Послушай… в общем… В общем, я ценю то, как ты подошёл к решению вопроса. И вот ещё что… Держи меня в курсе. Вадиму я подробностей сообщать не буду. Ты тоже не будешь. Ясно?
— Я и не собирался.
— Хорошо.
Повесив трубку, я вышел из переговорного пункта и снова пошёл ловить тачку. Наверное, нужно было купить свою собственную, а то уже заколебался тормозить попутки. Я встал у края тротуара и принялся голосовать.
Солнце припекало уже совсем по-весеннему. Дорога была сухой, но на тротуарах ещё лежали почерневшие и основательно вытаявшие языки чёрного слежавшегося снега. Они медленно плавились, уменьшаясь днём за днём и делая асфальт мокрым.
Остановилась двадцать первая волжанка с оленем на капоте. За рулём сидел довольно угрюмый дядька. Я уселся на переднее сиденье. Широкий упругий диван, молочный «костяной» руль, бирюзовый прозрачный купол спидометра — всё было, как в детстве.
Я эту модель любил. Когда приехали на место, даже выходить не хотел, что в принципе не удивляло. В машине было уютно, тепло, пел Магомаев, а там, снаружи сплетались дурацкие клубки проблем.
Расчувствовавшись, я накинул водиле рубль, на что он никак не отреагировал. Молча загрёб бабки и не попрощавшись, поехал дальше. Мне это не понравилось, и настроение резко понизилось. Дурной был знак. И точно, этого мудака Сапфира снова не было на месте. Время убегало, а другого варианта связи с ним не существовало. Выматерившись, злее самого злого сапожника, я пошёл к телефонной будке.
Многократно окрашенные металлические части шелушились, внутри было грязно, от трубки пахло паровозом. Я покопался в кармане, в поисках двух копеек. Придётся, наверное, сделать, как в детстве — завести неразменную двушку. Просверлить дырочку, привязать леску и выдёргивать монетку после каждого разговора.