Первородный грех. Книга первая
Шрифт:
– Значит, папа прав? Они его расстреляют?
– Возможно. Какая разница?
– Давайте-ка лучше отведаем этого хваленого пудинга, – засмеялся Баррантес. – Луиза, кликни служанку.
Франческ снова принялся рассматривать сидевшую перед ним Кончиту. «Платье, можно подумать, выбрано специально, чтобы выставить девчонку в невыгодном свете, – решил он. – Оно висит на ней, как мешок. Почему, интересно, они не попытались приукрасить ее, припудрить маленько, что-нибудь подложить, чтобы грудь выглядела не такой плоской?»
Она неожиданно тоже подняла глаза
Не догадываясь о его мыслях, Кончита видела лишь вперившийся в нее взгляд его горячих темно-синих глаз. Он смотрел в упор. Похоже, он не понимал, что так таращиться на людей просто неприлично. Все, с нее довольно! Он рассматривал ее так нахально, словно она не человек, а картина.
Кончита почувствовала, как зарделись ее щеки. Она негодующе тряхнула головой и порывисто встала.
– Что это они так возятся на кухне? Пойду сварю кофе.
– Служанка сварит, – запротестовал ее отец.
– Я сделаю это лучше, – заявила она и стремительно вышла.
Своими огромными пальцами Франческ потянул за ворот рубахи.
– Что, жарко? – участливо спросил Баррантес.
– Должно быть, это от вина, – предположила тетушка Мария.
– Печь сильно натоплена, – пробормотал Франческ. – Дышать нечем.
Crema catalana подали в мелких глиняных тарелочках; каждая порция была покрыта тонким слоем жженого сахара. Пудинг оказался мягким, нежным и удивительно жирным.
После этого ужина Франческ несколько дней избегал встреч с Баррантесом. Ему требовалось время, чтобы подумать. Но и Баррантесы, похоже, старались держаться от него подальше. Казалось, каждая сторона ждала от противоположной следующего шага.
Но однажды вечером он случайно столкнулся с Кончитой, шедшей по улице с корзиной в руке. Порывистый ветер дул ей в лицо, нещадно теребил волосы и прижимал к телу платье, очерчивая контур ее стройной фигурки.
Увидев кузнеца, она залилась краской и, чуть слышно поздоровавшись, попыталась проскочить мимо. Не отдавая отчета своим действиям, Франческ схватил ее за руку и притянул к себе.
Он жадно уставился в лицо девушки. У нее была гладкая, как дорогой фарфор, кожа. Франческ увидел, как пульсируют венки на шее и висках. В ее чертах присутствовала какая-то утонченная изысканность: изящный рот, четкая линия носа, красивый разлет бровей. Глаза обрамляли необычайно длинные ресницы.
– В чем дело? – спросила Кончита, чувствуя, как у нее пересохло во рту.
– Не любишь, когда на тебя смотрят, а?
– Это неприлично, таращиться на людей! Франческ почувствовал себя уязвленным. Его пальцы еще сильнее сдавили ее тонкую руку.
– Да, очень неприлично, – огрызнулся он. – Я вообще хам. А ты, в таком случае, шлюха.
Она вздрогнула, словно от пощечины.
– Это неправда!
– Кто же ты тогда, если
Он увидел, как на глаза девушки начали наворачиваться слезы. Она с силой высвободила руку и побежала прочь. Под порывом налетевшего ветра платье облепило ей ноги. Несколько секунд Франческ смотрел на ее точеные белые икры. Почему он был так груб? Он почувствовал поднимающуюся в нем горечь досады. Ему захотелось побежать за ней и извиниться за свои слова. Но он знал, что не сможет догнать ее. Она скрылась за поросшим плющом углом дома. А он, едва переставляя ноги, поплелся своей дорогой, проклиная и себя, и ее.
На следующий день она пришла к нему в кузницу.
Он поднял голову и увидел стоящую в дверном проеме Кончиту – взгляд ее чистых глаз устремлен на него.
Франческ медленно выпрямился.
– Я хочу рассказать тебе, как все это случилось, – проговорила она.
Кузнец сунул в бочку раскаленный кусок железа. В воздух поднялось облачко пара.
– Ну? – уставился он на девушку.
Натянутая как струна, она сверлила его глазами, в которых, казалось, полыхал зеленый огонь.
– Этот ребенок не от Филипа Массагуэра. От его брата.
– Не понял, – нахмурился Франческ.
– Филип и я никогда не были любовниками. Это просто невозможно. Филип… не способен.
– Не способен? Ты хочешь сказать, импотент?
– Я любила Филипа… Но не… не физически. – Ее неопределенность начала действовать Франческу на нервы.
– То есть тебя трахнул не Филип, а другой малый?
– Он умышленно выбрал слово погрубее.
Кончита зарделась.
– Филип очень необычный человек…
– Да ну! – с издевкой воскликнул Франческ.
– Правда. Я знаю, какого ты мнения о его отце. Но Филип совсем другой.
– В самом деле?
– Как и ты, он тоже верит в свободу и равенство людей. Он мечтает о справедливости.
– Что ж, значит, когда он унаследует папашины земли, то раздаст их крестьянам?
Она пропустила мимо ушей его злую иронию и продолжила:
– Между мной и Филипом была духовная близость.
– В ее глазах заблестели слезы. – Он… он открыл для меня столько прекрасных вещей: целый мир красоты, о существовании которого я даже не подозревала. – Она вытащила из кармана связанную тонкой лентой пачку писем. – Вот, Франческ. Это его письма ко мне. Я хочу, чтобы ты их прочитал. Тогда ты поймешь, что он за человек. Как он страдает от своей необычности. Что чувствует.
– Страдает? – криво усмехнулся Франческ, неохотно беря письма.
– Он говорил мне, что много раз пытался заняться любовью с женщинами, но ему всегда что-то мешало, у него так ни разу ничего и не получилось. Он очень переживал, но поделать с этим ничего не мог. Он любил… он испытывал влечение совсем к другому…
Франческ озадаченно нахмурил брови.
– Ты имеешь в виду, у него была другая женщина?
– Нет. У него есть друг. Поэт. Чудесный, одаренный человек. – Она вздохнула. – Человек, к которому он питает свои самые нежные чувства.