Первые радости (Трилогия - 1)
Шрифт:
– Прошением на имя его превосходительства.
– Нет, я хочу сказать, - ведь это же деньги?
– Денежный залог.
– Я понимаю. Но я хочу спросить - сколько? Сколько надо денег?
– Сумма залога будет определена, если его превосходительство найдет возможным смягчить меру пресечения.
– Но я ведь должна знать - что это такое? Сколько надо денег? Несколько сот рублей или, может быть, тысячу?
– Я могу сказать только на основании прецедентов, ничего не предопределяя. Несколько тысяч. В практике - редко более десяти.
– Позвольте, - сказала
Товарищ прокурора снова приподнялся:
– Вы извините, но вопрос настолько личный, касающийся, собственно, только вас, что я...
Он скупо развел руки, одновременно наклонив голову.
– Благодарю вас, благодарю, - с прихваченным дыханием сказала Вера Никандровна и маленькими, частыми шагами ушла из кабинета.
Лиза дожидалась у самого входа в канцелярию. Они миновали арестанта со стражником, уже не заметив их наблюдающих чужих глаз. Пастухов куда-то исчез. Диван заняли новые люди.
Во дворе было много света. Растерянно брели в небе отставшие от толпы некучные облака. Их яркой белизне вторили на земле перепачканные мелом бочки, носилки, огромный ящик с разведенной бирюзовой известью. Убеленные с головы до ног маляры пылили алебастром, занимаясь своей стряпней. Рядом лежал невысокими штабелями тес. Дойдя до него, Вера Никандровна и Лиза сели на доски, как будто раньше сговорившись.
В их молчании, не нарушенном ни одним звуком, заключалась остро угадываемая друг в друге боязнь признаться, что произошла решительная, возможно, непоправимая перемена в судьбе дела, ради которого они сюда пришли. Они мучились молчанием и все-таки безмолвствовали, не зная, как лучше в эту минуту пощадить друг друга. Белая пыль тонко окутывала их, они глотали ее, но даже не думали подвинуться в сторону, уйти со двора, подальше от этого дома, точно приковавшего к себе все их ожидания. Они глядели на бесстрастный фасад с прямыми линиями окон, рассаженных одинаковыми простенками, но вряд ли отдавали себе отчет - куда смотрят, так же как не понимали - зачем сидят в пыли.
– Эй, барышни, попортим шляпки!
– с удовольствием крикнул веселый маляр, вывалив мешок извести в ящик и отскочив от густой белой тучи.
Словно внезапно разбуженная, Лиза спросила:
– Что-нибудь случилось?
– Нет-нет, - тотчас отозвалась Вера Никандровна, - наоборот. Наоборот! Мне сказали - он совершенно здоров. Слава богу.
– А как же просьба?.. Его не отпустят?
– Кирилла? Нет. То есть его отпустят, непременно отпустят, но только не так... не на поруки, а под залог. Понимаешь?
– Под залог? А что же надо заложить?
– Нет, ты не так понимаешь. Ничего не надо заложить. Или - нет. Надо заложить деньги. Дать, внести сколько-нибудь... некоторую сумму. И тогда его отпустят, понимаешь?
– Его отпустят за деньги?
– Ну да. Надо внести деньги. Потом их, конечно, вернут назад. Понимаешь? Когда его совсем оправдают.
– А зачем же вносить, если их потом все равно вернут?
– Не все равно. А только если... когда его оправдают. Ну, как ты не понимаешь! Ну, залог,
– Понимаю, - сказала Лиза чуть-чуть испуганно и с обидой.
– Я понимаю. Значит - только пока временно.
– Ну да - пока.
– А за сколько его согласны отпустить?
– Да вовсе не согласны, - раздраженно воскликнула Вера Никандровна и вдруг обняла Лизу и прижалась щекой к ее щеке.
– Ну, ты прости меня, милая, прости. Ну, это - такая форма.
– Да я же говорю, что понимаю, что это - форма, - с еще большей обидой, но в то же время растроганно ответила Лиза, почувствовав, как защипало в глазах.
Почти сразу они заговорили необычайно трезво, сосредоточенно.
– Надо написать прошение, - сказала Извекова, - и главное, подумать, откуда взять денег.
– Ну, давайте подумаем.
– Да. У меня есть некоторые вещи. Очень хорошие. Можно отнести в ломбард. И кое-что продать. Есть обручальные кольца...
– Я тоже могу дать кольцо. У меня - с аквамарином. Я все равно не ношу, и дома не узнают, - торопясь, сказала Лиза.
– А потом ведь можно будет выкупить?
– Конечно, - подтвердила Извекова.
– Но это все-таки очень мало.
– А сколько нужно?
– Надо довольно много. Господи! Что я говорю!
– с неожиданным отчаянием вскрикнула Вера Никандровна.
Она облокотилась на колени, согнувшись, охватив голову затрясшимися руками.
– Ведь надо много, много тысяч! Где, где их взять, боже мой?!
– Ну, не волнуйтесь, - слабеньким голоском остановила Лиза, - давайте спокойно подумаем.
– Ах, родная моя! Что же тут думать! Ведь это под силу только богатому человеку. Такому, как твой отец. Может быть, еще богаче! Вот если бы отец твой иначе относился к нашему бедному Кирюше! Если бы он ничего не имел против вашего брака. Он помог бы, наверно помог бы, - правда? Ведь не враг же он тебе, правда?
– Наверно, - сказала Лиза куда-то в сторону, будто отвечала себе. Но, вы знаете... я вам не говорила... он готовит мне будущее на свой лад.
– Замуж?
– спросила Вера Никандровна, распрямившись и быстро подсовывая волосы под шляпу.
Лиза качнула головой.
– А мать? Твоя мать, - неужели она тоже?
– Мама - нет. Но надо знать отца.
– Ему же известно, что вы с Кириллом любите друг друга!
– с жесткой ревностью проговорила Извекова.
– Как же он может принуждать?
– Он всегда принуждает. Самого себя и других - всех одинаково.
Вере Никандровне показалось, что хорошо знакомая, близкая ей девушка, только что сидевшая рядом, вдруг исчезла. В замерзшем и как-то поблекшем существе она увидела упрямую, непосильную борьбу за решение, которое не поддавалось. Если бы Лизу спросили - за какое решение она так скрытно борется, она не могла бы объяснить. Она знала, что идет к решению, но не в состоянии была поверить, что примет его и что оно осуществится согласием выйти за человека, за которого она не хотела выходить. Ей скорее думалось, что она принимает обратное решение - непременно ослушаться и не выйти замуж, и так как она отвергала ослушание, то ей так трудно было на него решиться.