Первым делом
Шрифт:
Первая же грунтовка слева оказалась очень скоро, нам за эти две минуты никто на шоссе не встретился — резко завернул туда и с разбега мы влетели под тень хвойных и широколиственных деревьев. Там я притормозил и попросил Толика ещё раз свериться с картой.
— Скорее всего мы сейчас здесь, — ткнул он прокуренным пальцем куда-то в среднюю часть карты. — Справа у нас скоро будет Дедовка, озерко небольшое, опять лес, будем просеку искать. А дальше как бог даст, — как-то не по-советски завершил он свою речь.
— Ты с пулемётом-то
— Справлюсь конечно, — уверенно отвечал он, — нам на курсах немецкое оружие не только показывали, я даже стрелял кое-из-чего, вот из этого МГ-34 так даже два раза… куда ж тут лента-то заправляется?
Он довольно быстро разобрался с заряжанием и прицелился в прорезь на броневой защите. Стрелять не стал и правильно сделал.
— А ещё тут две винтовки имеются, — продолжил я изыскания в кузове Ганомага, — вроде обе системы Маузера, и десяток гранат… с деревянными ручками… у них чего, железа не хватает?
— Зря насмехаешься, — отрезал мне Толик, — отличные гранаты, я на курсах даже разбирал одну такую. Только тут капсюли отдельно надо вставлять… смотри — рукоятка откручивается (и он медленно раскрутил одну гранату) и вот в это отверстие вставляется капсюль, где они, кстати?
— В ящике должны быть, — ответил я, открывая крышку, — вот эти что ли?
— Они, — и Толик вставил один капсюль на место. — А теперь внимательно слушай — для боевого применения этой хреновины нужно открутить другое место, вот это, внизу рукоятки, там будет запальный шнур, дёргаешь за него с усилием и кидаешь гранату по направлению к противнику. Время срабатывания 4–5 секунд, но иногда бывает и больше, до 10, говорят, доходит, нестабильные у них капсюли.
— Ясно, — ответил я, — и ещё нашёл два пистолета, вроде Вальтерами они называются.
— Дай глянуть, — отодвинул меня в сторону Толик, — всё верно, это Вальтеры П-38, калибр 9 миллиметров. Красивые штуки, — залюбовался он, проверяя наличие патронов в обойме. — Только-только на вооружение поступили, как нам объясняли, до этого в основном парабеллумы были.
— Ну что, командир, какие будут приказания? — перевёл я разговор на более приземлённые темы.
— Двигаем на Дедовку, Каралино, Гребёнку, Дубовый лес, — ответил он, пошуршав картой, — да, посмотри, пожрать ничего у этих поляков с собой не было? А то живот подвело.
Пожрать у поляков оказалась целая корзинка с салом, краюхой чёрного хлеба, огурцами и большой банкой молока.
— У белорусов поди отобрали, суки, — беззлобно заметил Толик, управляясь со снедью.
А я отвечал, немного поразмыслив, совсем не про другое:
— Километров пятьдесят-семьдесят мы наверно продержимся, а потом надо будет бросать эту технику — погоню же за нами снарядят, как пить дать снарядят, когда этого
— Отставить паникёрские высказывания, — строго ответил Толик, — пока же ничего не снарядили, так что двигаемся на восток как можно дальше. Бросить Ганомаг мы всегда успеем, а на колёсах явно быстрее получится, чем пешкодралом…
— Справа на два часа, — крикнул я, хватаясь за вальтер, — движение!
Толик с похвальной быстротой укрылся за бронёй БТРа и посмотрел в указанном направлении — там виднелись два, судя по одежде, местных жителя на телеге, запряжённой гнедым конём… или гнедой кобылой.
— Свои кажется, — сказал Толик, — надо поговорить. — А потом высунулся наверх и крикнул:
— Мы не поляки, мы русские, угнали у них технику, идите сюда, товарищи!
Те двое переглянулись и неспешно подрулили на своём транспортном средстве к борту нашего Ганомага.
— А чегой-то на вас форма не наша? — спросил тот, что был постарше.
— Переоделись, чтоб поляки за своих принимали и раньше времени нас не шлёпнули. В плену мы были под Минском, сейчас убежали и к своим пробираемся, — это пояснил уже я.
А Толик тут же добавил:
— Вы из какой деревни?
— Из Гребёнок, — степенно ответил второй мужик, — у нас там неделю уже новая власть.
— И как эта новая власть?
— Известно как — каждая новая власть хуже старой. К советской-то мы уже притерпелись за 20 лет, а эти сразу всех кур переловили и половину коров реквизировали. Кто сильно недоволен был, постреляли на окраине. И всех партийных тоже, у нас их целых два было, председатель и агроном.
— А колхоз распустили? — спросил я.
— Как же, — ядовито усмехнулся старший, — колхоз они на месте оставили, председателя только нового определили, откуда-то из Белостока. Тот первым делом норму на трудодень повысил и озимых заставил засеять вдвое больше. А у нас тоже вопрос к вам имеется, товарищи-граждане…
— Ну задавайте, раз имеется, — разрешил Толик.
— Что ж это наша Красная армия так быстро сбежала аж до самого Смоленска? Она ж непобедимая и легендарная…
— Сложный вопрос, отец, — ответил, немного подумав, Толя, — но мы их точно до самой Варшавы выгоним. Наполеон вон тоже поначалу до Москвы добрался — и что, помогло ему это?
— Деды рассказывали про Наполеона, — отозвался тот, что помладше, — у него самые злые солдаты как раз поляки были. А когда они назад драпали, в нашей деревне троих обмороженных оставили… давно только это было. А в германскую войну фронт недалеко от нас проходил, это я уже сам помню…
— Ладно, отцы, — остановил вечер воспоминаний Толя, — расскажите лучше, как нам незаметно до Марьиной горки добраться?
Старший из крестьян поскрёб в затылке, а потом потребовал карту.
— Какие у нас грамотные люди на селе живут, — удивился Толик, но карту перед ним развернул.