Первый человек в Риме. Том 1

Маккалоу Колин

Они пристально смотрели на раковину в полной тишине. Попав на прохладную и скользкую поверхность стола, улитка, проголодавшаяся и растрясшаяся за время путешествия в суме, обрадовалась отдыху. Студен истая масса выползла из раковины, образовала хвост и тупоконечную голову, расправила рожки.

– Вот это улитка! – поразился Гай Марий.

– Да уж! – согласился Квинт Серторий.

– Вы бы могли накормить такими целую армию, – сказал Сулла, который и за столом оставался консерватором и улиток любил не больше, чем грибы.

– Вот – о чем я говорю! – вскричал Публий Вагенний. – Я не хочу, чтобы жадные ментулы, – его слушатели вздрогнули, – порастащили моих улиток! Так много улиток, но пятьсот солдат сожрут

все! А я хочу перенести их поближе к Риму и выращивать их там. Не позволю, чтоб мою плантацию затоптали! Хочу концессию! Хочу спасти свою плантацию от проклятых кунни этой армии!

– Да, это точно армия кунни, – серьезно сказал Марий.

– Между прочим, – сказал Авл Манлий с акцентом, выдающим представителя высшего света, – я могу вам помочь, Публий Вагенний. У меня есть клиент из Тарквинии – это в Этрурии, вы знаете – который занимается исключительным и очень прибыльным делом на рынках Каппадокии – это в Риме, вы знаете. Он торгует улитками. Его имя Марк Фульвий – не из благородных Фульвиев, вы понимаете. Года два назад я дал ему немного денег, помог начать дело. Теперь он процветает. Думаю, он был бы счастлив заключить с вами договор, увидев эту величественную, поистине величественную улитку.

– Буду вам премного обязан, Авл Манлий, – поблагодарил кавалерист.

– А теперь покажите нам дорогу в гору, – потребовал Сулла, еле сдерживая нетерпение.

– Сейчас – сейчас, – Вагенний, повернулся к Марию, начищавшему свои сандалии. – Пусть сначала полководец подтвердит, что плантация – за мной.

Марий прекратил чистить сандалии и распрямился.

– Публий Вагенний, – сказал он, – вы мне решительно нравитесь. Светлая голова, деловая хватка и сердце патриота. Даю вам слово, что ваша плантация не пострадает. А теперь, пожалуйста, ведите нас к горе.

Чуть позже они двинулись в путь, прихватив с собой опытного военного строителя. Чтобы сэкономить время, ехали верхом. Вагенний на своем лучшем коне. Гай Марий – на пожилом, но элегантном лошаке, которого он берег, в основном, для парадов; Сулла отдал предпочтение мулу. Авл Манлий с Квинтом Серторием ехали чуть позади.

– Ничего трудного, – заверил строитель, осмотрев кратер. – Я построю отличную лестницу до самого верха.

– Сколько времени это займет? – спросил Марий.

– Понадобится несколько повозок с досками, маленькие брусья… И два дня – если работать день и ночь.

– Тогда приступайте сразу же, – распорядился Марий.

На Вагенния он посмотрел с нескрываемым уважением:

– Ты уж не от горного ли козла ведешь род, если взобрался сюда?

– Родился в горах, воспитывался в горах, – похвастался Вагенний.

– Пока не построят лестницу, твои улитки в безопасности. А потом я лично за ними присмотрю.

Через пять дней крепость Малахат принадлежала уже Гаю Марию – вместе с целым кладом серебряных монет и слитков, с тысячью талантов золота. И с двумя сундучками. Один был битком набит прекраснейшими карбункулами, отливавшими кровавым огнем; второй – камнями, которых не видел еще никто и никогда: гладкие кристаллы и у каждого один конец сияет ярко-розовым цветом, а другой – темно-зеленым.

– Целое состояние, – сказал Сулла, вертя в руках один из пестрых камней, которые местные жители называли лихнитами.

Что касается Публия Вагенния, то он был награжден перед строем: ему вручили полный комплект из девяти фалер. Эти большие круглые медали чистого серебра, украшенные рельефом и соединенные по три в ряд расшитыми серебряными полосками, носились на груди поверх лат. Он был весьма доволен, но еще больше обрадовался тому, что Марий сдержал слово и спас его плантацию от гурманов, снеся всех улиток поближе к вершины горы. Обиталище их Марий предварительно укрыл кожами, так что солдаты даже не узнали, какие аппетитные штучки спрятались в папоротниках.

А лестницу, когда гора была взята штурмом, Марий приказал разобрать. Плюс ко всему, Авл Манлий написал своему клиенту, Марку Фульвию, чтобы тот непременно заключил с Вагеннием договор, когда война закончится и конник выйдет в отставку.

– Помни, Публий Вагенний, – сказал Марий, цепляя ему на грудь серебряные фалеры, – четверо из нас рассчитывают в будущем на награду – бесплатных улиток к нашему столу. И самая большая доля причитается Авлу Манлию.

– Разумеется, – заверил Публий Вагенний, который обнаружил, что собственная его страсть к улиткам, увы, ушла безвозвратно, как только он начал мучаться желудком. Сейчас моллюски интересовали его уже отнюдь не с гастрономической стороны.

Конец секстилия застал армию в пути обратно к приграничным районам. Питались солдаты отменно: уборка урожая была в разгаре. Рейд по окраинным землям Боккуса возымел желаемый результат. Убежденный, что Марий завоевал Нумидию и на этом не остановится, Боккус решил отдаться на волю судьбы вместе со своим пасынком Югуртой. Он двинул мавританскую армию к реке Малахат и встретился там с Югуртой, который, выждав, пока Марий уйдет, снова занял разграбленную горную цитадель.

Два царя отправились следом за римлянами на восток, не спеша атаковать неприятеля, держась поодаль, чтобы остаться незамеченными. Лишь когда Марий был в ста милях от Кирты, цари нанесли удар…

Это случилось в сумерки, когда римляне обустраивали лагерь. Тем не менее атака не застала солдат врасплох: Марий всегда был начеку. Разведчики высматривали подходящую площадку, помечали кольями ее углы, и вся армия вступала в будущий лагерь строем, без суматохи: по легионам, по когортам, по центуриям. Каждый знал, где стоять и что делать. Обозы заводили за ограду, старшины центурий присматривали за семеркой мулов своего подразделения, возницы оборудовали стойла. Солдаты располагались вдоль сектора границы, традиционно закрепляемого за ними. Они работали, не снимая доспехов, меча и кинжала. Копья втыкали в землю рядом с собой, щиты прислоняли к копьям. Шлемы повешены на копья.

Разведчики не обнаружили врага. Сообщив, что все спокойно, они тоже стали строить свою часть ограды. Солнце зашло. Под покровом темноты нумидийская и мавританская армии выскользнули из-за гребня ближайшей горы и спустились к недостроенному лагерю.

Дрались в темноте. Несколько часов бой складывался не в пользу римлян. Однако Квинт Серторий раздал старшинам факелы, и в конце концов поле боя было достаточно освещено, чтоб Марий мог разглядеть происходящее. С этого момента положение римлян начало улучшаться. Отличился Сулла: он подбадривал те части, которые под натиском врага готовы были сложить оружие или во всяком случае поддались панике. Сулла появлялся всюду, где дела были плохи. У него было врожденное чутье – и верный глаз, которым он мог определить, когда и где возникнет слабое место, всякий раз упреждая события. Меч его был в крови. Сулла вел себя как бывалый боец – неудержимый в атаке, осторожный в обороне, изворотливый в беде.

К восьмому часу темноты победа оказалась за римлянами. Нумидийская и мавританская армии отступили – отступили в порядке, но оставив на поле несколько тысяч павших, в то время как Марий потерял на удивление мало.

Наутро армия двинулась дальше. Своих погибших кремировали, вражеских – оставили стервятникам.

Теперь легионы двигались в виде каре, конница располагалась спереди и сзади этого квадрата, обоз – в середине.

Следующая атака застала бы армию на марше. Легионы тут же развернулись лицом к врагу, конница прикрыла фланги. Теперь у каждого солдата на голове был шлем с цветным султаном из конского волоса, укрепленным на его верхушке; и оба копья – наготове. До самой Кирты они ни на минуту не теряли бдительности.