Первый человек в Риме. Том 1
Шрифт:
«Почему?» – спросила моя сестра Рутилия. «Потому что она уже строит глазки нашему управляющему».
«Ну ладно, пойди и приведи свою собственную служанку!» – в сердцах сказала моя сестра Рутилия.
Когда Аврелия привела домой свою находку, – семья была в ужасе. Стоит этакая шестнадцатилетняя девица из галлов-арвернов, долговязая и тощая, с круглым розовым лицом и носом пуговкой, блеклыми голубыми глазами, коротко обкромсанными волосами /они были проданы на парик, когда ее предыдущий хозяин нуждался в деньгах/ и безобразными руками и ногами. «Зовут ее Кардикса», – объявила Аврелия.
Ты знаешь, Гай Марий,
Мне захотелось побольше разузнать про Кардиксу. Тем более, что это не составило труда: я просто расспросил Аврелию, которая успела узнать всю историю этой девушки. Кардиксу вместе с матерью продали в неволю, когда ей было четыре года – после того, как Гней Домиций Агенобарб завоевал земли арвернов и разорил всю Заальпийскую Галлию. Вскоре после того, как обеих привезли в Рим, мать умерла, а девочка затосковала по дому. Она прислуживала – носила туда-сюда ночные горшки, подушки, пуфики. Ее продавали несколько раз. Особенно неохотно ее держали в семьях после того, как она потеряла свою детскую очаровательность и начала превращаться в тот самый нескладный чертополох, который я увидел, когда Аврелия привела ее домой. Один хозяин домогался ее, восьмилетнюю. Другой – порол девочку всякий раз, когда его жена жаловалась на нее. Зато третий научил ее читать и писать вместе со своей дочерью.
«Итак, из жалости ты решила привести это убогое создание в свой дом,» – сказал я Аврелии.
Нет, не зря я люблю племянницу больше, чем собственную дочь: мое замечание ей не понравилось. Она отпрянула от меня и сказала: «Вовсе нет! Жалость достойна восхищения, дядя Публий, так нам говорят книги, и родители тоже. Но я считаю жалость слабоватым критерием в выборе служанки. Если жизнь Кардиксы была тяжела – в том нет моей вины. И не обязана я исправлять то, что сделали другие. Я выбрала Кардиксу потому, что уверена: она покажет себя верной, работящей, послушной и добронравной. Красивый переплет – еще не гарантия, что книгу, которая в нем содержится, стоит читать.»
Как же ее не любить после этого, Гай Марий?! Тринадцать лет ей было тогда! Здравый смысл, Гай Марий, у моей племянницы – завидный здравый смысл. Много ли ты знаешь женщин с таким удивительным даром? Все эти парни хотят жениться на ней из-за ее красивой внешности, фигуры и состояния немалого приданого. А я бы отдал ее за того, кому понравится ее здравый смысл.
Отложив письмо, Гай Марий взял свое стило и положил перед собой лист бумаги. Окунул свой стиль в чернильницу и без колебаний вывел:
«Я все понимаю. Вперед же, Публий Рутилий! Гнею Маллию Максиму нужен в пару сильный консул – именно такой, как ты. Что касается твоей племянницы – почему бы не позволить ей самой выбрать себе мужа? По-моему, со служанкой у нее это получилось. Хотя я, честно говоря, не понимаю из-за чего весь сыр-бор.
Луций Корнелий
Спасибо, что известил о болезни Гая Юлия.
Надеюсь, это письмо ты получишь уже будучи новым консулом.
ГОД ШЕСТОЙ (105 г. до Р.Х.)
Правление консулов Публия Рутилия Руфа и Гнея Маллия Максима
ГЛАВА I
Хотя Югурта не был еще изгнанником в своей собственной стране, ее наиболее плотно населенные восточные части беспрекословно признали владычество римлян. Столица Цирта располагалась в самом центре страны, и Марий решил, что благоразумнее остаться на зиму там, а не в Утике. Жители Цирты никогда не проявляли особой любви к царю. Но Марий знал: именно побежденный и униженный, Югурта может снискать симпатии. Сулла уехал из Утики управлять римской провинцией, а Авл Манлий оставил службу и получил разрешение ехать домой. Вместе с собой Манлий взял двух сыновей Гая Юлия Цезаря. Они не хотели покидать Африку, но письмо Рутилия встревожило Мария, он чувствовал, что будет разумнее вернуть Цезарю его сыновей.
В январе нового года царь Мавретании Бокх наконец решился: несмотря на кровные и брачные узы с Югуртой, он готов присоединиться к Риму, если Рим снизойдет до этого. Он поехал из Иола в Икозий, где двумя месяцами раньше беседовал с Суллой и больным Манлием, и отослал из Икозия небольшое посольство договориться с Марием.
К несчастью, он не ожидал, что Марий на зиму уйдет из Утики. Небольшое посольство Бокха отправилось в Утику, пройдя севернее Сирты – и мимо Гая Мария.
Там было пять мавританских послов, в том числе младший брат царя Богуд и один из его сыновей. Но воинов, чтобы сопровождать посольство, Бокх им не дал: не желая портить отношения с Марием, не хотел демонстрировать военную силу. Он только намеревался обойти Югурту.
В результате посольство выглядело, как группа преуспевающих торговцев, едущих домой с прибылью от хорошей сезонной торговли и была весьма привлекательна для разбойников, грабивших Нумидию, пользуясь бессилием нумидийского царя. За рекой Убус к югу от Гиппо Регии на посольство напали разбойники, раздевшие послов и даже рабов и слуг.
Лучшие головы состояли при Марии, так что Сулле достались менее сообразительные помощники. Поэтому он взял за правило самому интересоваться всем, что происходит у ворот дворца правителя в Утике и по счастливой случайности увидел толпу путников-оборванцев, безуспешно пытающихся пройти.
– Нам надо увидеть Гая Мария! – настаивал принц Богуд. – Нас послал царь Мавретании Бокх, уверяю вас!
Сулла подошел.
– Впусти их, идиот, – велел он стражнику и взял Богуду под руку, чтобы поддержать его: посол натер ноги.
– Объяснения подождут, принц, – сказал он. – Сейчас – ванна, чистая одежда, еда и отдых.
Несколько часов спустя он выслушал рассказ Богуда.
– Мы добирались сюда дольше, чем предполагали, – сказал Богуд. – И я боюсь, что мой царственный брат будет в отчаянии. Могу я увидеть Гая Мария?