Первый из первых или Дорога с Лысой горы
Шрифт:
Афраний цвел улыбкой и, кивнув, сказал:
— Ты обещаешь сладкий поцелуй? Давай испробуем! — он наклонился и Маргариту Николавну взял за плечи. Она его одной рукой обвила и впилась губами в губы. Их поцелуй продлился долго. Когда же Афраний выпрямился, он был румян лицом, как юноша.
— Да-а-а, ты умеешь… — он слова подходящего не вспомнил. — Не поцелуй, а пламень!..
— Так ты его отпустишь? — сжимая руки на груди, спросила Маргарита Николавна.
— Все от него зависит! — Афраний кивнул на Вар-Раввана, который
— Не делай этого! Ты обесславишь себя на многие века! — и Маргарита снова за стремя ухватилась.
Конь захрипел.
— Толмай, вы слышали ее слова?
— Конечно, слышал.
— И как, вам очень стало страшно? Не захотелось убежать подальше, меч бросить и податься в рыбаки, чтобы ловить людские души?! — Афраний снова смотрел на Вар-Раввана.
Толмай зло усмехнулся. Он чувствовал противное смущенье, поскольку вспомнил Антипартиду, вспомнил слова Вар-Раввана о рыбаке и душах человеков.
— Позвольте мне заняться ею, — сказал он, чтобы это смущенье скрыть. — Я быстро объясню ей, как надо с вами говорить. А-то дерзка без меры!
— Ты после займешься ею, — румянец с лица Афрания сошел. — Итак, Вар-Равван, формальности пустые исполнены. Твой ответ понятен, теперь — за дело. Начнем.
И словно был на площади, перед толпою, он прокричал:
— Преступник отказался раскаяться! А поскольку человек, зовущийся Вар-Равваном из Назарета, опасен чрезвычайно, то, пользуясь мне данной властью, я, Афраний Виитал, начальник тайной стражи при прокураторе, который представляет здесь, в Иудее, кесаря…
— Слава кесарю! — пролаяли солдаты вразнобой. А с ними и Толмай.
— …постановляю! Преступника предать позорной казни через прибитие на крест! Сей приговор есть окончательный и подлежит исполненным быть немедля… Толмай!
Маргарита Николавна попыталась броситься к Афранию, но солдаты ее перехватили. И она их стала бить со злобой кулаками:
— Нет! Нет! — кричала. — Вы не посмеете! Не надо! Позор вам! На века!..
Афраний сказал солдатам:
— Свяжите-ка ее и — на коня! Возьмем в Гумир… Толмай! Готова яма для креста?
— Готова.
— Начинайте!
Солдаты между тем скрутили Маргариту Николавну, связали и отнесли на лошадь, на которой был раньше крест. И закрепили так, чтобы не свалилась.
Никто не обратил вниманья, что во время этой возни Маргарита Николавна успела что-то сунуть в рот себе. Легко и быстро. А потому молчала, даже когда один из тех солдат, пониже пояса ей хлопнув, сказал:
— Терпи, красотка! Не надо было буянить. Ну, ниче го, здесь быстро ты придешь в себя и поумнеешь. А в Гумире… хотел бы я с тобою поиграть в хваталки…
Оттуда, с лошади, свисая вниз головою, Маргарита Николавна услышала, как начальник тайной стражи спросил Вар-Раввана:
— Ты
— Я сам пойду.
— Прекрасно. Расступитесь! Дорогу дайте идущему на крест!
Из сил последних оставаясь в сознаньи, Маргарита Николавна, кусая губы, видела, как походкой медленною Вар-Равван прошел к лежавшему среди тюльпанов кресту, присел на длинный столб, подумал… И распластался на кресте. Так буднично, как будто лег на ложе!
Солдаты смотрели молча на него.
— Где гвозди? — обратился Толмай к одному из них.
— Здесь. И молоток…
— Так приступайте! — скомандовал Толмай.
— Нет-нет, Толмай! — распорядился Афраний. — Давайте-ка вы сами. Возьмите гвозди, молоток и покажите, на что способны.
Толмай кивнул и подошел к кресту.
Вот он склонился над Вар-Равваном и, взяв кривой и ржавый гвоздь, в живот ему уперся кулаком. Спросил, противно брызжа слюною и перебив тяжелым дыханием чесночным шкодливый аромат весенних трав:
— Так что ты говоришь? Семь звезд взойдут, и семь светильников зажгутся? Ты это говорил?
— Да, говорил.
— Ну, хорошо! — Толмай оскалился. — Сейчас увидишь и светильники, и звезды.
Он стал давить огромным кулаком с обкусанными ногтями. Давить со всею силой.
— Так, значит, година искушенья придет, чтоб испытать живущих на земле. Все-всех?.. Или не всех?
— Нет, всех! — сказал Вар-Равван, закрыв глаза.
И Маргарите Николавне стало больно, как будто это ей давили на живот. Еще немного, и кулак Толмая продавит тело до позвоночника. Ужасно больно! Но еще больнее будет, когда приставят острие гвоздя к ладони и по неровной шляпке ударят молотком.
Приставили… Ударили!
Гвоздь легко прошел насквозь и ткнулся в дерево. Оно ответило сухим и звонким лаем. Вар-Равван не кричал. Он чуть стонал. Вторую ладонь пробили. Из нее кровь заструилась веселее. Когда Толмай склонился над ступнями Вар-Раввана, Маргарита Николавна сознанье потеряла…
Оно к ней возвращалось много раз и снова уходило, пока ее везли в Гумир. А там, в Гумире, солдаты Маргариту Николавну бросили в пристройку к дому, где останавливался Станий. Здесь была и Анна со связанными руками.
…Когда на утро Станий проснулся и узнал, что Вар-Равван с учениками бежал, и что Афраний в погоню поскакал, легат взбесился.
Древком копья он бил солдат, избил до полусмерти Антония, который провел с Оксаной ночь вот в этой же пристройке, но очнувшись, ее нигде не обнаружил.
Потом легат вернулся к Анне и долго на нее смотрел, не говоря ни слова.
Убитым был этот взгляд.
— Я так и думал, — произнес он тихо. — Ты мне вчера лгала… Ты — молодец! Ты своего добилась. Какой бы ты могла мне стать женой… Но только ты, пожалуйста, не думай, что я тебе вчера поверил. Нет! Я не настолько глуп.