Первый/последний

Ру Тори

«...Золотце, знаешь, почему у меня не получилось? Потому что это уродство отобьет любое желание...»

Я отшатываюсь, синий взгляд отражения обжигает животным ужасом.

Я знаю, что попрошу у Влада, хотя очень хотела бы попросить большего.

***

Глава 18. Влад

На рассвете я до самого будильника раздумывал над словами Кнопки: что я должен сделать, чтобы, как она выразилась, помочь Эрике?

Подкинуть денег? Но девочка нормально упакована, и не похоже, что она примет

мою подачку.

Может, ее нужно окрутить? Идиотская мысль вызвала оторопь. Этим я уж точно ей не помогу, а себя буду чувствовать еще большим дерьмом.

В моей душе пустота, завывает ветер и каркает ворон. Эх, Кнопка, я бы высказал тебе все, что накипело, если бы ты была жива...

В общем, мой план не отличался гениальностью: для начала я решил просто сблизиться с Эрикой, посмотреть, что да как и дождаться от нее внятного ответа.

Однако в универе с досадой обнаружил, что эта дубина с квадратной челюстью — Елистратов — плотно ее охаживает.

Уверен, наличие такой выдающейся челюсти обусловлено генетическим дефектом, который крайне негативно влияет и на коэффициент интеллекта — иначе откуда у ее обладателей столь несокрушимая уверенность в своей привлекательности, оголтелая наглость и полное отсутствие самокритики?..

Вопреки традиции, в школе такие экземпляры меня не буллили и даже предусмотрительно обходили за метр, но солидарность со всеми травимыми фриками все же наличествует в моей черной душонке.

Раз этот жлоб может покорить любую девчонку, пусть отвалит от Эрики. Она нужна мне.

Она нужна мне...

У нас с Макаром разные весовые категории и, чтобы нейтрализовать этого Тарзана на минималках, мне пришлось в середине учебного дня сгонять домой и разжиться убойными таблетками Князя «от запора».

Я подсыпал их в кофе двойной дозой — как жлоб и просил, и через час его унесло в неизвестность.

Контроль над ситуацией перешел в мои руки, но общение с Эрикой обернулось для меня открытием гребаной Америки. Оказалось, что за ледяной неприступной внешностью пряталась добрая, веселая, немного рассеянная девчонка. Ее взгляд транслировал то настороженность, то боль, то страх...

У меня что-то екнуло. До зуда в сердце захотелось ее развеселить.

Если бы я спросил у Князя, что за чертовщина со мной творится, он бы наверняка завернул, что это сострадание. Моя добрая сущность, не знающая покоя, или что-то в этом роде. Но он с пяти вечера отмечает дэрэ роковой красотки Дуси, разведенки с первого этажа, так что меня некому убеждать в моем исключительном милосердии.

Погасив абажур и натыкаясь в потемках на стулья, шаркаю к дивану и принимаю горизонт. Неуловимая слабость все еще плавает в теле, но сегодня с ней можно договориться. Закрываю глаза, и перед ними вспыхивает теплый яркий день в буйстве полинявшей зелени и очень красивая улыбка Эрики. Она... нежная и пробуждает желание расшибиться в лепешку, но пообещать, что все будет окей.

Я отвешиваю себе пару пощечин, но картинка не выключается.

С ней классно. Это в разы упрощает поставленную Кнопкой

задачу. Я исполню любую просьбу, которую Эрика завтра озвучит, и мне не придется себя ломать.

Коротко жужжит телефон, прищурившись, осторожно разлепляю веки и тяжко вздыхаю.

Энджи.

«Тебе полегчало?» — беспокоится ма, и я бессовестно вру:

«Еще нет».

С садистским удовольствием нажимаю на «отправить» и накрываю голову подушкой.

***

Будильник срабатывает в семь ноль-ноль. Несколько минут поторговавшись с собой, отбрасываю тонкое одеяло и плетусь в ванную. У дверей собралась очередь из соседа-художника, престарелой склочной самогонщицы Насти и заспанной Юльки — та затаскивает меня в свои владения, проверяет руки и дает добро на полноценную жизнь:

— Зажило как на собаке, страдалец! Но не вздумай повторять. Я больше не буду тратить на тебя бинты, понял?

Я потерял слишком много времени, поэтому, на ходу вытирая полотенцем башку, влетаю в комнату, влезаю во вчерашний мрачный шмот и напяливаю пыльные вэнсы. В мозгах молоточком стучит навязчивая мысль, что этот дуболом Макар все же смог оторвать зад от толчка и уже дежурит во дворе Эрики.

Я бегу к ней через весь район — легкие горят, ветер свистит в ушах, прохожие шарахаются и орут что-то обидное вслед. Пульс задает ритм, мышцы, которые я очень долго не пускал в дело, приходят в тонус, бешеная энергия курсирует по ним разрядами тока. Я едва сдерживаюсь, чтобы не заорать от восторга, веки жжет от слез.

Заруливаю в ее старый двор, уперевшись ладонями в колени, успокаиваю дыхалку и сажусь на спинку сломанной деревянной лавочки. Спустя пять минут из подъезда показывается Эрика — в умопомрачительном мини, обтягивающей синей блузке и с дурацким шелковым бантом на шее. Я приветливо скалюсь, и в ее взгляде читается шок.

— Влад? Что ты тут делаешь?

— Заменяю твоего Базза Лайтера.

Она смеется, и я прихожу в неописуемый восторг просто оттого, что ей весело.

— Что ты надумала? — я слишком явно обозначаю свой шкурный интерес, но она держит интригу:

— Не так быстро. Я все скажу, но позже. Я и сама пока не пойму, что можно от тебя поиметь.

Уязвленно, но покорно киваю, забираю у нее рюкзак и вешаю на свободное плечо.

***

У монументальных колонн университетского крыльца обретается староста и ее верная паства — они увлеченно беседуют о науке, но наше появление встречают гробовой тишиной — в ней ясно слышится хаотичное вращение заржавевших шестеренок в их головах.

Я сопровождаю Эрику через холл, несу какой-то бред, но тут звонит Энджи, и я, извинившись, отстаю и быстро отхожу к окну.

— Ты же где-то шляешься, я слышу шум. Просто ответь, как ты себя чувствуешь? — ноет Анжела, вытягивая силы и выжигая всю мою радость, и я огрызаюсь:

— Да говорю же: хреново! Князь дал жаропонижающее, я решил в кои-то веки появиться в универе.

— Поняла, — мямлит она. — Раз так, выздоравливай. Я уезжаю до следующей субботы, но в выходные буду ждать тебя дома.