Первый/последний

Ру Тори

***

В аудитории гудят голоса, скрипит мебель и шелестят бумаги, но, как только мы показываемся на пороге, все звуки как по щелчку выключаются. Держась за руки, мы в гробовой тишине проходим к галерке, и я без спроса занимаю место рядом с Эрикой. На нас откровенно пялятся, но, нарвавшись на мою отмороженную ухмылку, тут же отводят глаза.

Эрика как ни в чем не бывало достает тетрадку и ручку и, заправив за уши светло-русые локоны, смотрит вперед — на пустую доску за кафедрой.

Ничтожная крыса на стероидах, тупица Макар, сидит

набычившись, дергается и мрачно зыркает на нее исподтишка. Наверняка проклинает себя за длинный язык и прикидывает, как теперь поступить с непосильными обязательствами. Эрика больше ему не нужна, но и проигрывать какому-то бледному психованному ушлепку типа меня ему не к лицу.

Он до изжоги, до зубовного скрежета меня бесит.

В очередной раз перехватив его мутный, направленный на Эрику взгляд, я взрываюсь от ярости и рычу:

— А что, Макарушка, разве тут есть хоть что-то, что сможет осмыслить твой микроскопический мозг?

Эрика ахает, присутствующие как по команде оглядываются. Дуболом на пару секунд подвисает, с грохотом отодвигает стул и подгребает к нашей парте.

— Ты что-то борзый какой-то, Болховский... — он вальяжно растягивает слова, но опасно играет желваками. — Выйдем?

— Пошли.

— Что ты делаешь? — Эрика в шоке хватает меня за рукав, но я подмигиваю, накрываю тонкие пальцы ладонью и заверяю:

— Все будет хорошо.

Поднимаюсь, вразвалочку шагаю за Елистратовым, попутно оценивая его габариты. Он выше на полголовы и шире в плечах, и у меня бы не было никаких шансов его завалить, если бы не одно но: на вписке у Вари он весь вечер рисовался перед девчонками и раз сто повторил слезливую историю о том, что был футболистом областной юношеской сборной, но повредил левую коленную чашечку и навсегда распрощался со спортом...

Не доходя до двери, гамадрил резко разворачивается, и в миллиметре от моего уха со свистом проносится его здоровенный кулак. Я успеваю среагировать — отклоняюсь, со всей дури пинаю его под колено и от души, с оттяжкой, заряжаю по смазливой морде. Покачнувшись, он оседает на пол, но быстро встает и, пообещав мне неприятности, посрамленным отваливает восвояси. Группа безмолвно и внимательно наблюдает за действом — не хватает разве что карамельного попкорна.

Отвешиваю публике поклон, но победу не праздную — сплевываю под ноги остатки адреналина, пробираюсь обратно к Эрике и сажусь на свой стул. В ее зрачках сияет тот самый колдовской огонь.

— Спасибо. Знаю, это меня не красит, но мне... было приятно. Словно я сама ему врезала! — она заикается от волнения, прикрывает рукой шрам но тут же исправляется и улыбается мне. — Как ты сумел?! Он же тупо здоровее физически!

— Страх — лишь наша реакция на реальную или воображаемую опасность! — вдохновенно поучаю я. — Он только в нашей в голове, детка. Я знаю слабости этого придурка, и у меня больше мотивации. В конце концов, я просто круче его, вот и все!

Эрика склоняет голову на бок, словно раздумывая над чем-то,

и хитро и зловеще прищуривается:

— Значит, Болховский, ты говоришь, что через неделю они забудут об инциденте, и ты знаешь, как это провернуть?

— Железно... — я отчего-то краснею как рак.

— У тебя нет девушки... И ты совершеннолетний... — Эрика перечисляет мои cомнительные достоинства и спохватывается: — Кстати, ты точно совершеннолетний?

— С утра вроде был, — заверяю я.

— Отлично, — кажется, она удовлетворена ответом, вспыхивает и постукивает ногтями по столу. — Раз уж ты сам разрешил, я... В общем, Влад, я собираюсь вписаться в твою игру и тобой воспользоваться.

***

Глава 24. Эрика

— Так сразу? Без прелюдии? — Влад изображает смирение, но в следующий миг сбрасывает клоунскую маску, и по его лицу скользит легкий шок.

От смущения на моей коже проступает липкий пот, но я не отвожу взгляд. Я прекрасно уяснила, что не нравлюсь ему как девушка, и мутить с ним не собираюсь. В ночь после выпускного Костя окончательно убедил меня в том, что мой первый раз случится исключительно по любви.

Строго зыркаю на Влада и прищуриваюсь:

— Влад, ты болен? Я не намекала на секс, — он сконфуженно захлопывает рот, но явно расслабляется, а я усилием воли подавляю неожиданно острую обиду. — Ты умеешь жить легко, а меня... очень жестко контролировали там, дома. Мне нужно выйти за рамки, получить свой собственный опыт, научиться думать только своей головой и решить, что по-настоящему важно, а что — совсем не мое. Давай, ты обещал мне помочь. Поиграем в это всего неделю и разойдемся в разные стороны.

— Эрика, знала бы ты, насколько не по адресу обращаешься... — Влад тяжко вздыхает, но без боя сдается. — Ладно. Я попробую. Окей.

В его огромных серых глазах проступает неизбывная, страшная тоска, и я с трудом сдерживаю порыв его обнять. Без его теплой руки, дурацких фразочек и резких, эффектных поступков я бы не выдержала кошмара в спортзале... Главное, не позволить благодарности превратиться во влюбленность. Этого не нужно ни мне, ни ему.

— Если бы тебе выпал шанс начать жизнь с чистого листа, что бы ты в себе поменял? — задаю Владу главный вопрос, тот, что не успела адресовать Кнопке, и явно задеваю его за живое.

Он надолго задумывается, скользит взглядом по спинам одногруппников и сборищу поклонниц, утешающих бедняжку Макара, и грустно усмехается:

— Если бы я был девчонкой, я бы кардинально сменил гардероб, подстригся под каре и сделал тату на сиське.

То, что он выдал, никак не вяжется с трагическим выражением его лица, но поразительно совпадает с моими желаниями и... звучит довольно тупо. Чтобы не заржать, закусываю изнутри щеку и отвечаю в том же духе:

— Да, Болховский, тату на сиське — это мощнейший манифест. Но, к сожалению, я могу позволить себе лишь пару новых вещей. И каре.