Первый/последний
Шрифт:
— Эрика, подожди! Какие планы на сегодня? — нагоняю ее только в холле, придерживаю тяжелую дверь и улавливаю легкую панику от того, что она, возможно, передумала. К счастью, Эрика не собирается нарушать наш уговор и хитро прищуривается:
— Продолжим операцию «очень плохая девчонка». Загибай пальцы. Я еще не пила водку и не попадала в полицию...
Я знатно офигеваю от ее незамутненных желаний и не могу сдержать истерический смешок.
«Какая прелесть, моя девочка. Я как раз алкаш со стажем, и в ОВД давно как родной...»
—
— Заброшки? — услужливо подсказываю, и она решительно кивает:
— Да! Организуешь экскурсию?
***
Глава 26. Влад
Дождь прекратился, но теплее не стало — ветер рассвирепел и мечется по скверу, налетая на прохожих и обдавая лица ледяным дыханием скорой зимы. Эрика изящно набрасывает капюшон и на все пуговицы застегивает пальто, а я кутаюсь в черную мешковатую ветровку и до ушей натягиваю шапочку.
Ощупываю Эрику быстрыми цепкими взглядами, но она и не думает вешаться на меня — видимо, я теряю сноровку, или же у нее имеется иммунитет к моим отравленным флюидам.
Поторговавшись с собой, зазывно отставляю локоть, и девчонка осторожно и невесомо его обхватывает.
— В Москве, недалеко от моего дома, много лет стояла легендарная заброшка — недостроенная больница, обросшая шлейфом городских легенд и реальных трагедий. Каждый уважающий себя ученик нашей школы туда залезал, в детстве я тоже мечтала там потусоваться. Нужно было доказать себе, что я смелая и не хуже других ребят. Но... так и не вышло. Ее эпично снесли, и мои грандиозные планы похоронил слой бетонной пыли. Она до сих пор снится мне в полусчастливых-полукошмарных снах. Надо закрыть гештальт.
— Неужто ХЗБ? Дэн бывал там несколько раз, даже снимал видосы. Я тоже грезил вылазкой туда, и тоже мимо, — совпадение по-настоящему меня веселит. — У нас нет таких монументальных объектов, но, так и быть — атмосферное местечко я для тебя найду.
Мы ныряем в подошедший автобус и, повиснув на поручнях, играем в гляделки — Эрика, не моргая, сканирует меня, будто я — сказочное существо или неизвестная науке форма жизни, а я погружаюсь в ее синий космос, теряю контроль над мыслями и едва не пропускаю нужную остановку.
Историческая часть быстро сменяется промзоной — нагромождением давно умерших строений, отделенных от цивилизации бетонным забором. Острая, болезненная тоска скручивает нутро — отсюда я почти каждый вечер держал путь к «Черному квадрату» и был уверен, что наша компания не распадется никогда...
Сейчас они даже не обновляют страницу, а под моим последним постом в геометрической прогрессии множится хейт.
Вываливаюсь из средней двери, подаю Эрике руку, но она реагирует на жест с промедлением в доли секунды. Бытовые, будничные проявления заботы ей явно в новинку, и я опять озадачен — неужели этот шрам покалечил ее и ментально?
«Никто не умрет девственником — реальность всех поимеет»
—
Отвожу глаза и не признаюсь, что это я маялся дурью и, от непреходящей скорби, исступленно спорил с пустотой. Естественно, мне никто не ответил. Ни одна живая душа, кроме Князя, еще не видела меня в раздрае.
Матрица дала сбой, я впервые тут не один.
Над поредевшими кустами зловеще нависает административное здание, задолго до моего рождения покинутое людьми.
— Как мы туда попадем? — Эрика оценивает высоту забора и свое новенькое пальто, и я с готовностью подставляю руки:
— Я тебя подсажу.
Она не протестует — цепляется за выщербленную, поросшую травой верхушку бетонной плиты, подпрыгивает и пробует подтянуться.
Подталкиваю ее под шикарный, вызывающий нечестивые помыслы зад и сконфуженно прочищаю горло. Эрика довольно ловко преодолевает препятствие, приземляется на территории завода и зовет:
— Влад, поторопись, тут немного стремно!
Поплевав на ладони, перемахиваю на ту сторону, и мышцы ликуют от мгновенной нагрузки — может, я помешался как раз от безделья, и нужно срочно записаться в спортзал.
Поправляю куртку, выпрямляюсь, и со всех сторон наползает оглушающая, смертельная тишина...
Трехэтажная постройка, изрисованная психоделическими картинками, зияет разбитыми окнами и вселяет первобытный, сковывающий движения ужас, но красивое лицо Эрики пылает от неподдельного интереса, и я, по мягкому зеленому мху и осколкам бутылок, провожу ее внутрь.
Она завороженно рассматривает обстановку и, уже без стеснения, крепко держится за мой рукав.
В просторных кабинетах валяются сломанные столы, опрокинутые шкафы и побуревшая от времени техническая документация, пахнет плесенью и истлевшей бумагой. Длинный коридор, извиваясь, скрывает за поворотом маньяков с бензопилами наперевес, и по спине проходится озноб — все-таки я не мастер кунг-фу, какой бы залихватской ни была та метафора.
Эрика останавливается, заправляет за уши каре, глубоко вдыхает и вдруг... кричит во весь голос. От звенящего крика врассыпную бросаются сквозняки, птицы взмывают из невидимых гнезд и, хлопая крыльями, кружатся под бетонными сводами.
Дергаюсь от испуга, с открытым ртом смотрю на сумасшедшую прекрасную девчонку, и сердце колотится в горле.
Она отрывается, отпускает себя на волю, бунтует, задает обстоятельствам жару.
Кричи, детка. Кричи и за меня...
Пронзительно высокая нота сменяется безудержным хохотом. Глаза Эрики сияют, как у счастливого ребенка, и мне по-настоящему трудно в них смотреть.
***
На пожарной лестнице, где много лет назад обрушился марш, Эрика подходит к самому краю плиты и заглядывает в пропасть с бетонными обломками и кусками ржавой арматуры на дне.