Первый Удар (Повесть о будущей войне)
Шрифт:
– Мне остается выяснить только, – заканчивая, сказал Кручинин, – как вы узнали, что он раскрыл тайну клада…
Но фашист перебил его:
– Тут-то уж вы ни при чем: я просто подслушал его разговор с Оле на «Анне».
Старый фогт поднялся со своего места и гневно сказал, обращаясь к немцу:
– Вы дерзкий негодяй, Эрлих! По вине предателя Квислинга наш народ достаточно хорошо узнал, чего стоит фашизм, и никогда не попадет в его сети.
– Не будьте так самонадеянны, фогт, – со смехом ответил немец. – Там, где был один Квислинг, их может найтись еще десять.
Фогт в негодовании
– Никогда! Слышите вы, никогда! Мы обнажаем головы перед могилами советских солдат, проливших кровь за избавление нашей страны от таких, как вы. И если когда-нибудь в этой стране наступит порядок, при котором будет дозволено осквернить прах освободителей, то, поверьте мне, найдутся люди, которые вопреки государственному порядку принесут к этим могилам цветы. Народ, наш простой и мудрый народ, всегда был честен и будет честен. Он всегда был храбр и будет храбр. Он всегда любил свободу и свою отчизну и всегда будет любить. Если ему помешали отстоять свою свободу в черные годы фашизма, из этого не следует, что следующий раз мы не сумеем отстоять ее. Таким, как вы, – конец. Навсегда! Навсегда, говорю вам! – И фогт топнул ногой.
А немец еще раз ответил ему смехом.
– Как жаль, что я не облечен властью тут же вешать таких! – задыхаясь, проговорил фогт.
– Хорошо, что у вас нет такой власти. А то бы вы сгоряча могли совершить этот справедливый, но несвоевременный шаг, – с улыбкой проговорил Кручинин.
– Вы считаете неосмотрительным наказание преступника? – удивился старик.
– Прежде чем мы узнали всех, кто стоит за ним? Разумеется. Ведь он не один. У его хозяев – власть и деньги. Наш и ваш народы, мы все хотим знать их имена, хотим знать их планы, хотим…
Но старик в нетерпении перебил:
– Война окончена. Победа за нами. Его хозяева больше не страшны. Это призраки. У них нет ни власти приказывать, ни средств осуществлять свои планы. С ними покончено. Покончено вашими же руками.
– Я знаю силу наших рук, господин фогт, – спокойно ответил Кручинин. – Знаю силу своего советского народа, знаю силу народов, которые плечо к плечу с ним шли к победе. Но не закрывайте глаза на опасность появления врагов везде и всюду. Будьте бдительны, фогт, если хотите, чтобы ваш народ сохранил свободу и жизнь. Вот и все, что я хотел сказать.
Фогт подошел к Кручинину с торжественно поднятой рукой.
– Мы ничего не боимся, господа! – При этих словах он протянул вторую руку Грачику. – Наш народ никогда не согласится продать свою свободу ни дешево, ни за все блага мира. Он любит свою свободу, свою страну, свою историю. Прекрасную страну и ее прекрасную седую историю. И позвольте мне сказать так: с тех пор, как мы знаем, а мы это хорошо узнали, что рядом с нами по северной границе живут такие друзья, как вы, – мы ничего не боимся, право ничего!
– Хочется верить. Очень хочется верить тому, что это так, – серьезно проговорил Кручинин. – Смотрите, той рукой вы, сын самой северной страны Европы, держите руку армянина – представителя нации, живущей у самой южной оконечности нашего материка. Но вы же не можете не чувствовать, как горячо пожатие этой руки. Вы не можете не верить, что это рука друга! Дружба с нашей страной обеспечивает вам
Старый фогт мечтательно зажмурился.
– Знаете, – сказал он с улыбкой, покачав головой, – это так прекрасно, что даже трудно себе представить… Подумать только, что и наш маленький народ может быть таким сильным, если будет крепко держать эти руки… самым сильным в мире…
И фогт снова покачал головой.
Плут Оле
Остаток последнего дня в этом маленьком городке друзья провели с тяжелым чувством. Они собирались в обратный путь. Им уже не было надобности совершать его пешком, хотя Грачик с большим удовольствием закинул бы за спину мешок и с палкой в руках снова промерял бы своими шагами склоны гор. Это было бы куда приятнее, нежели ехать в автомобиле, имея между собой и Кручининым закованного в наручники Эрлиха.
Грачик поспешно шел по дороге, чтобы в последний раз перед отъездом взглянуть на город.
Было уже почти совсем темно, и тишина стекала с гор. Она ползла на запад, к едва слышному отсюда шороху моря. Грачик сел на камень и задумался. Ему показалось, что со стороны гор, оттуда, куда убегает светлая полоса шоссе, доносится какой-то странный напев. Он прислушался. Да, это было пение. Сначала один голос, потом целый хор. Когда невидимое шествие приблизилось, Грачик стал различать среди голосов поющих звонкий молодой баритон. Он задорно и мужественно пел о горах, о море, о чудесных девушках с толстыми золотыми косами, живущих в горах, на берегу моря. Песня показалась Грачику знакомой. Он старался вспомнить, где ее слышал. А, вот что! Это же та самая песня, которую певали рыбаки на самом-самом севере этой страны, когда советские солдаты принесли им освобождение от гитлеровской оккупации… Знакомая песня… Чудесная песня чудесных людей. Ее же пел и Оле…
Но вот Грачик увидел и темные силуэты людей на дороге. До них оставалось не больше сотни шагов, когда Грачик бросился им навстречу: впереди группы шел Оле. Его молодой баритон звучал громче всех голосов.
Грачик никогда не забудет того, что узнал тут от Оле.
В ночь перед убийством шкипера старый Эдвард позвал его и сказал:
– Слушай, мальчик, потерпи еще немного. О тебе многие думают плохо.
– Я это знаю, дядя Эдвард, – спокойно ответил Оле.
– Ну, и я тоже знаю, откуда они идут, эти слухи, и чего они стоят, я тоже знаю. – Лукаво прищурившись, он погрозил пальцем: – Мне все известно, плут ты этакий. И я тебе скажу, мальчик: не прогони советские люди гуннов из нашей страны, – быть бы тебе за колючей проволокой.
Оле беспечно махнул рукой и рассмеялся:
– Нет, дядя Эдвард. Таких, как я, гунны не держали в лагерях.
– Ну да, ты хочешь сказать, что таких гунны отводили в горы и стреляли им в затылок?
– Верно.
– Ну, так я и говорю: я-то знаю тебя, Оле. Слушай внимательно: я знаю, где гунны спрятали ценности наших людей. Те самые, что были в ломбарде. Ты пойдешь в горы, найдешь ценности и перенесешь их в городской банк.
– Откуда вы знаете? – спросил Оле.
– Пока я тебе ничего не скажу. Вернешься – узнаешь. Как только мы спасем ценности, мы сможем взять и последнего из гуннов, который еще топчет нашу землю.