Первый великоросс(Роман)
Шрифт:
— С Роси… Что, не Русская земля? Чернявых мало из других мест?
— Не ярись. Черные клобуки по всей земле. Дружки вот и зудят на тебя…
Остен обогнал Стефана и, оборачиваясь, добавил:
— Я — чернявый. Оттого ко мне и с перекором! Из дружины даже ушел!
Стефан понял, что Остеном наречен новый знакомец не зазря… А может, такой и послужит, как надо! Ни в дружине, ни в поселке не слыхал о нем ничего худого. Рубака? Так это и надобно.
— Плюнь, дело у нас есть, а прошлое ветром стало.
— На этого пса я
— Ого, ну и сретенье! — Еще один приятель недоверчиво глядел на Остена.
— Ого! — скорчил внезапную радость северянин, угадывая продолжение.
— По делам?
— По ним.
— Ну, боле никуда не пойдем! — глядя в черные остервенелые глаза сотоварища, объявил Стефан. — Дале — токмо светлый княже. Возьми белчуг — теперь ты досмотрщик, служивый.
— Благодарствую, Стефан… — Назвав по имени побережника, Остен пришел в себя и подумал: «Пес догадливый, на гору не повел — стесняется меня. Тебя бы ко мне в Поречный».
— Помни, муже, у тебя теперь колечко, послужи делу верно.
— Да, друже, все будет ладно…
Первыми покидали отряд Щек и его жена. Провожая, свернули всем отрядом к поселку. Из открытых ворот выскочил гладкошерстный песик и по-молодецки затявкал. Всадники, сознавая, что везут худую весть, проехали мимо запутавшегося в лошадиных ногах брехунка. Был бы другой случай — потешились бы копейками над будущим свирепым псом.
Выбежали Ярик и Птарь, высматривали среди комонных братца — от неведенья терялись.
— Где ж Малк? — мямлил Птарь.
— Тебе говорено — мертвый он… — с остановившимися глазами заключил Ярик.
Никто боле не встречал. Сыз со Стрешей смотрели с крыльца. Вбежавший на двор выжля определил нахождение Светояра. Тот под катухом вбивал ногой землю, вывороченную свинками. Осмотрел приезжих, отметил Щека, каких-то молодых баб. Малка — нет… Сжалось сердце. Посмотрел на Остена, Остен на него. Взгляды встретились. У Светояра так забелели серые глаза ненавистью, что Остен порешил завтра же начать свару с этим красивым, сильным, правильным мужчиной. От таких людей ему жизнь не мила.
Хорсушка подъехал к Гульне. За ним встал Остен и молча смотрел в мутные глаза женщины. Рыжий извинялся:
— Прости, мать, так вышло — не уберегли мальца, попали в кашу…
К ней подъезжали огромные кмети и по-детски объясняли:
— Шли под нами, как вышло се — не знаем…
— Врубились колуном поганые, прям по нам…
Из толпы выехал пожилой Усь, внимательно следил за всем. Слез с коняки, не выдержав слишком заметных над собой усилий женщины, показывавшей презрением, что все решилось еще в тот их наезд. Подошел к молчавшей матери, пригнул кудлатую, бородатую голову и поцеловал за мужество в плечо. Гульна не шелохнулась.
Поречные отъехали. К Гульне подошла Длеся и что-то сказала. Гульна ничего не слышала, почти не дышала, горше горького глаза смотрели над лесом.
Щек подошел к Свете.
— Ярик
Братья обнялись, посмотрели в очи друг другу.
— Как жив-здоров, брат? — спросил Светояр.
— Благодарствую. Знаешь, Светя, тебе надо сниматься с места.
Понимающе помолчали, глядя на сидящего Сыза, Стрешу, уводившую Гульну в дом, на не знающую, куда податься, Длесю, братьев.
— Остен нежданно окреп властью — не даст тебе житья.
— Посмотрим.
— Хо, посмотришь… Задавит, давно хочет.
— Здесь мой дом.
— Откуда выжля?
— Были в Перуновом лесу. Бегала там, мы с паробками и словили.
— Добрый будет — небольшой, но злюка. Иди-ка сюда, фью! — Щенок, нюхая землю, нерешительно подошел. — Где Светояр? Лихой, где Щек, а? — спрашивал гость, и пес признал его своим.
Вечером сидели дома всей семьей. Сыз завороженно уставился на Длесю. Он спрашивал, она удачно отвечала. Щек молчал — ждал от Гульны или Светояра первого слова. Но они не знали, о чем говорить. Гульна поглядывала на Длесю и Стрешу. Ярик с Птарем по-взрослому перешептывались.
— Что там Остен к нам имеет? — спросила у Щека Гульна. Все замолчали.
— Остена посадили в наши края досматривать за данью. Меня приобщил к себе — у него теперь воля на все.
— А что, и мы ему должны платить? — спросил Светояр.
Длеся внимательно смотрела на красивого, строгого Светояра. Гульна была рада такому вниманию к сыну, Стреша — нет.
— Платить-то не ему, а в княжью казну. И не нам, а имеющим торг.
— Кто ж его поставил над людьми? — выспрашивала Гульна.
Тишина. Щек не отвечал — ведь это был не вопрос. Не понимавшая, в чем дело, Длеся сказала:
— Такой муже — справедливый и добрый…
Молчание не прекратилось, и девушка сильно смутилась. Встала:
— Щек, где наши узлы?.. Ах, вот! Привезли вам гречи и жита. Этого здесь, Щек говорил, нет. Где тут мельничка? Я все сделаю…
Гульна весело посмотрела на Щека и пошла за ступкой.
— На, девочка. Мельнички у нас нет, эдак сдобней… — Она добродушно улыбалась, и девушка смутилась снова. Засыпала в деревянный кряж пшеницу, примерила к руке увесистый толкач:
— У нас энта штука тоже есть.
— Ну, теперь привыкай к нашему. Стреша, иди-ка помоги. Щек, вставайте со Светояром и готовьте заставку к спаленке. В дороге-то не спали?
— Один раз за три ночи, — ответил Щек, и начал с братом выискивать большие куски старых шкур.
Испекли вкусных лепешек, поели, запили горячим ягодным взваром и легли спать.
А в Поречном всю ночь гудела веселая забава. Вскользь вспоминали назначение одного из них большим человеком, но «большой человек» этим вечером был, как все. Пили меда, громогласно пели спьяну друг другу в уши, тормошили баб. Хорсушку забрала Хижа рано, и они пошли искать ночлег в соседнем теремке.