Первый великоросс(Роман)
Шрифт:
— Слава нам! — гаркнул Остен, и ратники, сознавая праведность своего дела, от щек до хвостцов покрылись мурашками.
Разнобойный клич взмыл над ринувшейся вперед дружиной. Кучарук с половиной галопили прямо к краю балки. Половина Остена с жутким свистом летела по дуге вдоль леса— там в основном собрались молодые ребята. Мечи сверкали молниями над головами лошадей. Уставшие ребячьи руки опускали клинцы до земли и по кругу возвращали холодную сталь в защитное положение. Топот коней смутил оборонявшихся, и они сбили порядок: развернулись фронтом к окружающим. Но выпустили первые стрелы. Кто-то из нападавших схватился
Остен гнал своих ребят до края балочки с другой стороны от Кучарука. Защищаясь от этого маневра, хуторяне образовали коло, в котором их конники и застряли, не зная, что делать дальше. Лучники укрылись за конями, выпустив тучу стрел. Поречные кружились на расстоянии излета и, сохранив всех своих в седлах, готовились к броску.
Остен взял копье с цветистым знаменем у острия и метнул его ввысь. Кучарук следил за всем внимательно и, увидев сигнал, напропалую врубился в строй в основном пешего войска. Остеновская сторона сделала то же самое. Полукружье сомкнулось.
Вершники обороняющихся бросились встречь с копьями наперевес. Вооруженные мечами поречные изворачивались на телах мощных лошадей и как могли отмахивались от пик. Копейщики хуторян, влекомые прыткими четвероногими, проскакивали, оказывались за спинами врага и атаковали оттуда. Не желая иметь за спинами неприятеля, поречные разворачивались, бросались обратно, оставляя битву с пешими на потом. Бой сдвинулся в поле. Круговерть атаки Кучарука выдернула из рядов защитников всех всадников, что у них были.
Возле обрыва, где оставались пешие, в основном паробки, шел бой с половиной Остена. Хуторяне выставляли перед давившими их конями рогатины. Со стороны поречных имелись почти такие же. Ими нападавшие тыкали в лица и в грудь пеших, те крутили головами и пропускали удары мечей. От пущенных в упор стрел падали и поречные. Превосходя числом, пешие хуторцы устояли. Они чуть-чуть отступили, потеряв бойцов, но сохранили удачную позицию.
А в середине поля копейщики гонялись за всадниками с мечами. Последние — в надежде, что это будет замечено, носились по полю, уклоняясь от длинных пик. Поречные из отряда Остена по команде оставили пеших томиться у края балки и бросились в поле окружать наглецов. Их супротивники, оставшись не у дел, побежали с помощью к новому месту битвы. Но где там — сородичей уже посекли соединившиеся половины гостей… Поняв, что в открытом поле им конец, так и не остановившись, бросились бедолаги в сторону леса. В наскакивающих лошадей пуляли стрелами, тыкали пиками. Упертые рогатины помогали мало — умелые вершники проходили те преграды с ловкостью рысей. Тогда ненужные палки побросали в морды вставших перед лесом лошадей.
Пеший люд обреченно заорал. Всадники, играясь, пятились, давая проход. Хуторяне, как ни старались изначально держаться гурьбой, расползлись: кто сломленно встал на колени, кто, увязая в отмашках, пал замертво ниц. Поречные почти никого не теряли и с умыслом уплотнялись к лесу. Побежденные воины плакали и просили пощады. Один из них не сдавался и крутил навязнем по чужим и своим. Свои же свалили его и задавили телами, не прекращая выпрашивать жизнь.
— Что, змеюки, докрутились? — Остен бросился на побросавших оружие людей и принялся сечь им головы, плечи, руки, становища. Они
Чубок, Щек бросились сзади на него, вышибли из седла и в куче израненных пленников крепко держали. Уцелевшие парнишки и мужички были им благодарны, плача от страха. Поднявшийся Остен зыркнул волком на Чубка и побежал к балке. Щек отошел, унося оружие главаря.
В победившем войске порешили, что Остен обезумел, и поскакали за ним, не обращая внимания на пленных. Бедолаги же. осмотревшись, уволокли в лес раненых и затаились, высматривая, что сотворят победители с поселком. Многие продолжали лить слезы, иные стонали от ран.
Остен бежал по обрыву к хатам. Поодаль, не торопясь, скакали поречные, всматриваясь в опустевшее от живых душ поле и в ивняк над крышами домов в низине. Несколько человек объехали балку, дабы удостовериться в том, что никто уже не сможет помешать срамному пиру с бабами, по большей части — вдовами.
Щек чувствовал дурь Остена и отряда, и тоже спешил, спускаясь с обрыва верхом. Его конек на крутизне вставал боком, норовя упереться коленом, и немало мотал нетерпеливого наездника. Щек, не в силах удержаться, соскочил с седла и побежал за одержимым главарем, не обращая внимания на брошенного четвероного дружка. Конь развернулся задом наперед, цеплялся и бороздил передними копытами песчаную землю, юзил на брюхе, выпячивая блестящие ягодицы вперед.
Некоторые дружинники, заметившие озабоченность Щека и зная Остена, направились за ними. Со склона было видно, как Остен подобрал увесистую палку и, пошатываясь и озираясь волком, ворвался в первую хату.
Никого там не было. Конники пошныряли по другим домам и криками доложили — никого!..
Остен, долго ожидавший минуты, когда сообщит побежденным, преданным безраздельно его воле, что он, княжий правдолюб, победил, и все станется по его хотению, проверял очередную хату. Палкой отворил скрипучую, низенькую дверцу, той же палкой ткнул в неразведанную тьму, вошел сам. В углу сидела старуха и смотрела на него большими белыми глазами. Остен аж вздрогнул и подсел. Быстро собравшись, зашипел:
— А-а, сидишь, гадюка! — Он за пук волос бросил ее к ногам. — Где ж вы все попрятались, карга, гадюка, поганка?!
На все то бабка мычала, лежа на боку и глазея на татя. Он вспомнил о палке в руке и ударил ее по голове. Щек неуверенно взял Остена за плечи сзади, но был нервно отпихнут.
— Остен, да брось, не надо! — убеждал прибежавший Чубок. Хорсушка был ранен и, заглянув, удалился, но пришли другие. Остен бил старую женщину, она лежала и таращилась уходящим взглядом ему под ноги. Выхватив у Щека меч, он покончил с бабкой и пошел к печи, где кто-то мычал.
— A-а, старый сморчок, тоже мычишь? Вы тут что, все немые? — Схватив дедушку за ногу, потянул на себя. — Легкий, совсем высох!
Тут Щек подошел и ширнул засапожник Остену в спину. Тот, вроде как от неудобства, обернулся и глянул в глаза на широком лице. Взгляд получился насквозь. Оба стояли. Возле дверей молчали все.
— Выблудок! — Остен протянул руки к Щеку, но остановился — жизнь его гасла. — Ростанку я порешил, в поле, ха!
Щек еще раз ударил его ножом. Остен схватился за пронзенный живот и закатил глаза. Медленно валясь, прохрипел: