Первый великоросс(Роман)
Шрифт:
— Остен, рыбье сердце, я тебя из реки выволок! Дай роздых мужику — брату моему! — прошипел Щек.
— Что ж, сучий сын, мне у тебя до скончания века в ножках лежать, да непорядок терпеть из-за случая?
— Не замай моих никого — убью!
— Не убьешь! Бежать придется, я — княжий человек. Куда побежишь, к печенежкам? Часом, не от печенега рожден? Харя у тебя больно туземная!
Ничего не ответил ему Щек. Молчал, вспоминал выпущенного зимой волка (никто дома толком не понял, зачем он это сделал), а когда схлынула из
— Семью мою ты можешь не трогать?
— Да не буду. На кой ляд?.. Где Синюшка? От бисяка, уже завеялся куда-то!.. Кто видал Синюшку?!
Встав у Ходуниного дома, дружина в неведении топталась на берегу, ожидая команды Остена. Он смотрел на вязкое течение Десны и решал. Некоторые дружинники уже процокали по мосткам вниз и разъезжали по речному песку.
— Поехали, Остен. Его, небось, и дома нету.
Злодей посмотрел на говорившего Щека. Широкое лицо спокойно, очи в мясистых, веселых, с рисками в уголках глазницах безмятежны.
— Куда прете все на мост?! Проломите, бисовы олухи! Куда вы, стой! Голова тут, а ноги пошли! — ругал скопившихся на качавшемся настиле щекастый хозяин, потом обратился к голове. — Ну, что встал? Или тут, или поплыли — я буду рядом!
Остен походил на шкодливого мальчика, у которого голова еще плохо думает. Вот он и вслушивался, кто, чего и как скажет. «В дружине единодушие… Щек бросился меня спасать, а мог бы и не помочь…» — рассуждал он.
— Пугачек, братца своего приобщи к делу когда-нибудь. Кому жену-то привез? Не ему ли? Отрывай, приобщай!
Щек, насторожившись, задумался, и Остен, бликая крепкими, хищными зубами, посмеялся и пустил коника на настил.
Здесь река среди лета образовала брод — в месте довольно широком, но мелком. Течение было спокойное, и переправа отряду не стала препятствием. Вода стекала с засаленных рубищ воинов. На некоторых блестели колонтари. Бойцов набралось вдвое больше, нежели в киевском походе. Взяли сегодня всех. Четыре десятка вершников скакали, поднимая с дерев ворон и галок, а с полян воробьев и журавлей. Над головами кружил соколятник. Отряд ждала нелегкая сеча.
Всполошенный заречный род, не мешкая после наезда поречных, удалился на восток, в леса. Были посланы гонцы за сородичами по всей округе. Собравшись через три дня боевым составом в лесу, решили вернуться в опустелый хутор и принять вызов наглецов.
Окрест рассыпались дозоры, забросив тяпки и сохи: ждали врага, надеясь, все же, на короткую его память. Но настал час, когда воины запружили сельцо, получив недобрую весть от глазастого парня. Собрались вокруг Еземца для решения.
Неприятель двигался слаженно вне леса, потому засада была ни к чему. Зная, сколько татей выступило, выстроились хуторские в поле всем числом, вдвое большим, чем у выходивших уже на поле гостей. Увидели друг друга. Оценили немигающими взорами: одни — блеск металла добротной дружины,
— Чубок, с тремя молодцами по лесу пробегись: нет ли кого? А мы потопчемся пока.
Четыре конника стрелками-змейками ползучими юркнули в лес и захрустели ветками.
— Смотри, Остен: у них коней мало. Верно, будут луками да рогатинами борониться. Стоять будут — хода у них нема! — подмечал и советовал пожилой Кучарук.
— Да и нам лететь виром на них нельзя, — согласился Остен. — Будем кружить, штоб стрела не долетела. Смотри, когда начнем: я знак подам, и попрем их вниз. Пущай катятся домой.
— Нарубим рогатин иль веток: выставим вперед — пики ихние мять! — предложил Щек. Достав из-за кушака топорик, воткнул в землю мешавшееся копье и поехал в лес за корявыми жердями.
— Были б у них кони, уже напали бы, — раздумывал Остен, — а то стоят… Может, съездить, за мир погутарить?
Услышавшие его, приняв сие за шутку, открыто засмеялись. Не слышавшие тоже приободрились.
Приехал Щек. За его конем волочились три рогатины, зеленых от листвы. Он топориком отсекал ненужные ветки на рукоятях, меч не трогал — берег для сечи.
— Щас будут полегче, во! — Выставив длиннющий кол вперед, потряс мочкой оставшихся на конце ветвей. — Ими в сысалы — хоп-хоп!
— Добро.
— Ладно, — соглашались пожилые.
На сколько видел глаз — выскочил Чубок со товарищи, и поречные наблюдали, как они, оказавшись вблизи спин хуторян, попытались проскочить обратно к своим меж лесом и неприятелем. Хуторяне заметили, и немногие комонные из их числа бросились наперерез, надеясь поймать чересчур шустрых гостей. Разведчики, не раздумывая, бросились наутек в лес. Поречные смеялись:
— Выторопни!..
— Чубок, вернись!.. Лес чужой — заплутаешь!..
— А он домой — напредь нас…
— Ха-ха-ха!..
Погоня, недовольная преследованием, возвратилась. Через время выскочил к своим и улыбавшийся Чубок, за ним — остальные молодцы. Стряхнули с себя ветки, а с лиц — прилипшую густую паутину.
— Мы разумели, что вы до дома подались…
— Уже побывали — вернулись. Приветы вам есть!..
— Всех лесников напугали, выторопни!.. Аж ворона — и та не каркнет!
— Это те нагнали страху! Верно — оборотни: шкуры клоками, аки у лешаков! Точно наш Щек! — утверждал Чубок.
— А мы его и выпятим: пусть, как стрепет, бежит вперед и крылами хлопает! — пошутил Кучарук.
— Можно нам домой вертаться. Щек заборонит! — проговорил Остен и добавил: — Гля-ко, едут вершнички! Мы-то стоим… Все! Готовсь!..
Хуторские конники остановились и стали кричать какие-то слова. Поречные, их не понимая, молчали, изготовив малость луков, которые не были обузой движению. С той стороны кричали, с этой — пускали им на головы свистящие стрелы. Попасть не попали, но комонные вскоре отъехали.