Пёс, балбес и Я
Шрифт:
– Она не так выразилась, - попыталась за нее вступиться другая, явно почувствовав исходящую от меня темную ауру.
– Я слышала, что она сказала, - отмахнулась я от нее. – У вас еще хватает наглости ее защищать?
– Кать, - Барс попробовал положить руку на мое плечо, но я ее стряхнула. Да пошли все эти твари лесом!
– Мне все равно, Артур. И пока я не начала реально хамить, покиньте мою квартиру. Свою работу, кажется, вы уже сделали и видели более, чем достаточно. Я пошла вам на встречу, а вы оскорбляете моего же ребенка в моем же присутствии и в присутствии свидетеля. Ждите
– Да вы… - вспыхнула алым маком эта краса.
– Да я? – иронично вскинула я брови.
И тут, посреди напряженного, но многозначительного молчания, без всякого предупреждения распахнулась входная дверь. А на пороге стоял… нет, не мой бывший муж. И даже не соседский Никитка. А самый настоящий, что ни на есть натуральный представитель ПДН. Суровый, непоколебимый, в форме и со взглядом а-ля Терминатор!
У меня от очередного шока перекосило лицо.
Нет, я подозревала, что наш мир тесен. Но что б настолько?
– Кажется, я просила меня подождать? – серьезная молодая шатенка оглядела всю заметно стушевавшуюся компанию. – Сколько еще раз повторять, что без меня или участкового вы отправляться на адрес не имеете права?
Опачки. Кажется, сейчас кому-то будет плохо. И этот кто-то точно не я!
Мы вместе с Морозовым постарались тактично слиться со шкафом. Это, если честно, даже не требовалось – с появлением инспектора наше присутствие как-то автоматически нивелировалось. Да и сами органы опеки вдруг как-то стали скромнее, меньше и незаметнее. Чудеса творятся, правда?
А особенно чудно, что мы не попадем под раздачу, как говорится, за компанию. А знаете, почему? Потому что доблестный представитель ПДН, объявившийся как нельзя кстати, это наша одногруппница, Лерка Золотарева.
Я же говорила, что у нас очень разношерстная группа, да?
Вот кто б только знал, как мне эти знакомства пригодятся!
– Валерия Леонидовна, - стушевались наглые ранее бабоньки. – Вызов был срочный, и…
– И? – изумилась та. Кажется, у них в коллективе уже долгое время были стабильные и не совсем приятные отношения, читай – тот самый анекдот про бабский ядовитый коллектив. – Это что-то меняет? Дамы, прошу на выход, думаю, осмотр и опись закончены. А вас, Елена Игоревна, я попрошу остаться.
Глядя, как все дамы, кроме приглянувшейся мне Френкен Бок, гуськом покидают квартиру, я, наконец, поняла истинный смысл фразы «Штирлиц как никогда был близок к провалу».
И нет, тактично оставлять их разборки я не собиралась. Что-то мне подсказывало, сейчас я узнаю много нового и интересного.
– Валерия, - устало вздохнув, женщина сняла с носа очки на цепочке. – Давайте не будем усугублять ситуацию. Мне это нравится не больше, чем вам. Но я обязана была принять меры.
– То есть в семью Ложкиных, где родители ежедневно злоупотребляют алкоголем, а их сын наблюдается у врачей с дефицитом массы тела и задержкой физического и психо-речевого развития, вы вторую неделю доехать не можете, - саркастично отозвалась Лерка. – А в абсолютно благополучную семью вы мчитесь по одной анонимке, проводя тотальную проверку, большую похожую на направленный обыск. Причем, прошу заметить, всем составом, забыв о том, что сегодня у вас
– Вы знаете, в чем дело, - упрямо, и с долей какой-то безвыходности отозвалась та, поджав сухие губы.
– А, - расплылась в улыбке наша подруга. Причем ехидство в этой улыбке лилось через край. – Снова просьба одной из ваших многочисленных знакомых? Ну-ну. Елена Игоревна, мы с вами разговаривали уже по поводу ваших влиятельных друзей, которым ну никак невозможно отказать. Вы ходите по грани, вы это понимаете?
– Валерия Леонидовна…
– Хватит, - выставила Лерка ладонь. – Об остальном поговорим в вашем кабинете. К Рябининой, надеюсь, претензий нет?
– Никаких, - сухо отозвалась та, с неохотой протягивая протокол. – Можете проверить. Никаких нарушений или признаков насилия. Но я обязана буду запросить характеристику в детский сад, опросить соседей и отзыв с места работы.
Мы с Барсом переглянулись и молча поржали. Снова!
Человек-начальник и человек-сосед… М-да, повезло ему со мной! Или наоборот?
– Соседями я займусь сама, - кивнула Лерка, по-хозяйски распахивая дверь. – Остальное на вашей совести. Я проверю.
Елена Игоревна вышла молча. А суровый и правильный инспектор ПДН, прислонившись все к тому же шкафу, офигевшему за утро от внезапных обнимашек, выдавила из себя простое:
– Млять. Как они меня достали!
– Кофейку? – иронично улыбаясь, поинтересовался Барс.
– Или что покрепче? – в тон ему повторила я.
Золотарева метнула на нас злой взгляд, отлипая от моей мебели:
– Спелись уже да? Вот знала я, что с вами не все так просто, как кажется. Ну, ладно он мог влипнуть в странную историю по долгу своей службы. Но ты-то куда, Рябинина?
Я молча развела руками. О чем я ей могла рассказать? О том, что вынужденный развод – дело скверное?
– Кофе так кофе, - красиво умолчав, я ускользнула на кухню, дружески похлопав Лерку по погонам.
Одногруппница, тяжело ворча, скинула сапожки и проковыляла следом, костеря меня, Артура и свою работу на чем свет стоит. И подобрела только после того как хряпнула большую часть кружки, в которую я щедро ливанула вкуснейший, хоть и алкогольный Рижский бальзам.
– Ладно, ягодная ты наша, - уже по-доброму усмехнулась она, получив вдогонку бутерброд под названием «я его слепила из того, что было». – Рассказывай, кому ж ты так жестко перешла дорогу. Игоревна у нас баба суровая, но справедливая. Должен быть уж кто-то сильно влиятельный, чтобы она так скоро поскакала исполнять ее просьбу. Колись, красавица, кому наступила на хвост.
– Видимо, собственному мужу, - метнув взгляд в коридор, из которого не спешил показываться Барс, решивший то ли проверить детей, то ли оставить нас потрындеть в одиночестве. – Я развожусь.
– Неужели? Аллилуйя. И года не прошло!
– А?!
– Бэ, - передразнила меня Золотарева. И, глядя на мое лицо, расхохоталась на всю кухню. – Ой, Рябинина, да прекращай! Вся группа давно в курсе ваших милых отношений – меньше надо на него в курилке пыхтеть. Да и всю вашу телефонную ругать тоже всегда слышно. Такие вещи не утаишь, мать.