Песчаные замки

Райс Луанн

— Они в руках Божьих.

Том, прищурившись, покачал головой.

— Этого мало. Смотри, что он с нами сделал. Мы должны им помочь.

Они вместе смотрели на Джона, стоявшего на обломке валуна и размахивавшего кувалдой. Берни казалось, что каждый удар бьет прямо по ней. Она сложила руки, как в молитве, на самом деле, защищаясь от чувств, которые так долго скрывает.

— Джона всегда спасала работа. Он любит ее, ею живет.

— Как бы не покалечился, — проворчал Том.

Берни

пристально смотрела на брата. Он совершил революцию в мире искусства, обладая головокружительной свободой духа, создавая недолговечные скульптуры из природных элементов и света, фотографируя их ручным аппаратом, а потом отдавая на волю ветра и моря. Звучит тихо-мирно, но, глядя на него теперь, она видит ярость, жестокость, насилие.

— Сам себя ненавидит, — тихо молвила Берни, — за то, что случилось в Ирландии.

— Ты имеешь в виду брата, — уточнил Том, — или себя?

— Мы, Салливаны, все переворачиваем с ног на голову.

— Ну, не ты одна это делаешь.

Она знала — Том прав, знала, что надо сделать. Погладила его по щеке дрожащей рукой. Он схватил ее за запястье, хотел удержать. Вечно старался ее удержать, а она умоляла, чтобы отпустил. Закрыла глаза, отступила, отвернулась, собравшись бежать вниз с холма в монастырь, и услышала, как ее кто-то окликнул.

Это был не Том и не Бог. Этот голос Берни слышала во сне и снова подумала, как давно и часто думала, не пора ли ответить на зов.

Был вторник, поэтому Агнес молчала, сидя с кошкой на коленях. Хонор огорчалась и в обыкновенные вторники, а нынче собралась проверить, как дочь отреагирует на ее вопросы. До сих пор она болезненно вспоминает заявление Реджис о том, что Агнес ждет видения, чтобы спасти семью.

Хонор измерила дочери температуру, заглянула под повязку, осмотрела рану, проследила, чтобы Агнес поела и выпила побольше воды. Два дня назад был врач, и Хонор с радостью услышала, что девочка записана на магнитно-резонансную томографию.

— Болит? — спросила она.

Агнес сделала отрицательный знак.

— Головокружение было сегодня?

Она опять затрясла головой, гладя Сеслу.

— И вчерашней дрожи не было, когда ты испугалась, что судороги повторятся?

Агнес передернула плечами.

Хонор вздохнула.

— Слушай, я знаю, ты считаешь свое молчание чем-то вроде молитвы, стараюсь уважать твою веру. Проблема в том, что мне действительно надо знать, как ты с разбитой головой себя чувствуешь. Если не хочешь сказать ради себя, скажи ради меня, облегчи мне душу. Объясни, как ты?

— Хорошо, — беззвучно пошевелила губами Агнес.

Мать положила руку на плечо дочери, которая сидела у окна с Сеслой на руках и смотрела в

поле, тянувшееся к той стене, где все и началось. Зазвонил телефон, Хонор сняла трубку.

— Слушаю.

— Здравствуйте, миссис Салливан. Это Брендан. Можно поговорить с Агнес?

Она взглянула на дочку.

— Удачное совпадение, Брендан. — Услышав его имя, Агнес встрепенулась. — Она как раз тут сидит.

Хонор надеялась, что звонок Брендана заставит Агнес заговорить, но та лишь отрицательно качнула головой.

— Извини, — продолжала Хонор. — Она действительно здесь, но по вторникам не разговаривает. Сегодня как раз вторник.

— Ну, ладно, — рассмеялся он. — Пускай не разговаривает, только слушать-то может?

— Может, — подтвердила Хонор, заметив, как вспыхнули глаза Агнес.

— Не могли бы вы передать ей трубку?

— С удовольствием. — Она протянула дочери трубку, схватила свой рабочий халат и направилась в мастерскую. Агнес же просто сидела, прижав трубку к уху, молча поглаживая другой рукой Сеслу.

В студии Хонор сразу шагнула к мольберту, открыла палитру, пристально разглядывая картину. Решила поработать над глазами Джона. Они слишком спокойные, а в ту ночь она помнит дикий пламенный взгляд. Лишь взялась за дело, сердце заколотилось.

Тук-тук-тук… доносилось из-за холма, где на берегу работал Джон. Звон металла по камню отзывался у нее в ушах. Он уже разбил валун, а теперь создает произведение искусства. Можно только гадать, какая получится в результате парящая, ошеломляющая композиция.

Она работала над своей картиной, касаясь кистью глаз Джона. Голубой мазок обострил взгляд, но этого мало. Голубой слишком мягкий — она нанесла мастихином черную точку. Взгляд утратил ясность — мазок слишком длинный. Ни одна картина никогда точно не отразит дух ее мужа. Хонор старалась снова и снова. Если бы на холсте удалось выразить его страсть. Похоже, секрет кроется в глазах. Чистый цвет, прямой взгляд, отражение неба… Он столько видит в окружающем мире, но ему этого мало. Всегда хочет увидеть больше, побывать повсюду, ко всему прикоснуться, принести домой к Хонор.

Как Реджис сказала? Он наполнил мир красками… Правильно. Джон вдохнул в нее жизнь. Слушая, как он долбит камень, она чувствовала близость, родство с ним. Он неподалеку, преображает своей художнической силой их собственный берег, превратив валун в груду осколков.

Хонор содрогнулась, глядя в написанные ее рукой глаза. Вот в чем дело. Ее муж — блистательный скульптор, фотограф, — нашел собственный способ познания и изображения мира, предусматривающий уничтожение валуна за одну ночь. Это тоже Джон.