Пещера Рыжего монаха
Шрифт:
Ему не дали договорить. Общий негодующий вопль потряс площадь. В нем потонули отдельные крики, и невозможно было понять, кто выступает за и кто против оратора.
Из толпы абхазцев вскочил на камень кузнец Астан. Лицо его было багровым от ярости. Он долго размахивал зажатой в руке папахой, прежде чем привлек к себе внимание. Когда гомон смолк, Астан громко, как только мог, заговорил:
— Нечего из себя мучеников строить! Я сам верующий христианин и знаю ваши плутни. Да среди вас сейчас, — он сделал негодующий жест в сторону паломников, — добрая половина монахов переодетых, они
Он соскочил на землю под одобрительные крики толпы. Воспользовавшись паузой, снова заговорил Лоуа:
— Да, мы, конечно, понимаем, что соседство с колонией не по душе придется братии. Но соседство это временное, и другого выхода нет. Товарищи! — продолжал он. — Неизвестно, откликнутся ли святые отцы на призыв о помощи голодным, но уверен, что за вами дело не станет. С сегодняшнего дня в помещении ревкома начинает работать пункт ПОМГОЛа по приему денег, ценностей и продуктов от населения. Сейчас этот пункт находится рядом с трибуной… Желает ли кто-нибудь выступить?
Из числа людей, стоявших на помосте, выступил согбенный старец в черкеске. Лоуа почтительно отступил, давая ему место. Старик передвигался с трудом, опираясь на алабашу, но, взявшись за перила, выпрямился и обвел собравшихся зорким взглядом.
— Слово к вам имеет наш земляк, старейший житель этих мест, уважаемый Дзапш-Ипа, — сказал Лоуа.
Но он мог бы и не говорить — этого человека знали все, от мала до велика на всем побережье. Старик обратился сначала к Лоуа:
— Председатель, я слышал, что люди в Поволжье уже умирают от голода. Правда ли это?
— Да, дадхейт [36] , — кивнул Лоуа, — такие случаи уже есть.
— Что же ты молчал об этом? — спросил старик. — Что же он молчал об этом? — повторил он вопрос, обращаясь уже к толпе. — Или боялся омрачить наши сердца? Напрасно. Пусть наши сердца еще сильнее отзовутся на чужое горе и ожесточатся против тех, кто останется равнодушным к нему. Земляки! — продолжал он. — Мы не можем обойтись словами сочувствия, ибо камень, катящийся с горы, не остановишь словом привета. Нужно доброе, щедрое сердце, нужны и добрые руки, которые соберут до последнего зерна урожай кукурузы и проса, соберут и высушат фрукты в наших садах и с окрестных гор, и тогда у нас будет чем помочь нашим страдающим братьям. Так случается, что бог дает хлеб одному, а аппетит другому. Раньше мы говорили: «Пошли бог такую беду соседу, а не нам». Отныне беда соседа — наша беда. Когда получаешь деньги за свой труд — вспомни о голодных; когда кормишь своих детей — не забывай обо всех детях! Я все сказал. Мир вам, земляки!
36
Дадхейт (абх.) — почтительное обращение к старшему.
Площадь проводила его восторженными возгласами.
Митинг окончился. Народ начал расходиться,
Федя схватил Аджина за руку и увлек туда, где маячила светлая голова Василида. Он сидел на краю помоста.
— Василид, здорово! — окликнул его Федя. — Ты как здесь оказался? Послушник испуганно вскинул глаза, но, узнав мальчиков, приободрился.
— Здравствуйте… Дело есть, вот и пришел.
— Пойдем с нами, — предложил Федя. Василид помедлил.
— Вот покончу с делом, а там видно будет.
Он слез с помоста и встал в очередь к столу ПОМГОЛа.
Мальчики стояли поодаль. Когда настала очередь послушника, они подошли ближе и увидели, как тот выложил на стол перед комиссией несколько денежных бумажек.
Аджин даже присвистнул: ни ему, ни Феде еще не доводилось держать в руках столько денег.
— От кого писать? — спросила девушка в красной косынке.
— От раба божьего Василида, — ответил мальчик и поспешно отошел.
Федя с любопытством смотрел на маленького послушника. Аджин остался верен себе.
— Где столько денег украл, дорогой?
— Не ворую, отец игумен подарил.
— Ничего себе подарочек… — выдохнул Федя. Он машинально пошарил в пустых карманах.
Втроем они не спеша направились в город. Аджин развлекал нового приятеля разговорами; Федя шел опустив голову, о чем-то сосредоточенно думал. Затем стал многозначительно поглядывать на своих товарищей.
— Ты чего? — спросил наконец Аджин.
— Надумал кое-что… Давайте присядем.
После окончания митинга враз потянулись к небу пронизанные предзакатным солнцем дымы очагов. От ближнего дома нестерпимо вкусно пахнуло жареным луком. Мальчики проглотили слюну. Отвлекшись от своих мыслей, Федя мечтательно сказал:
— В меня бы сейчас влезло ведро мамалыги…
Аджин вдруг овладел инициативой:
— Пойдем! — Он схватил за руки приятелей и потащил назад. Федя попытался остановиться.
— Куда ты?
— Идем, идем, дорогой… ужинать будем, там и скажешь, что придумал.
Ребята миновали окраину и вслед за Аджином начали подниматься по тропе, петлявшей среди кустов ежевики и смилакса. Тропой пользовались, как видно, не часто, но Аджин шел без остановок, уверенно поворачивая в нужных местах.
Спустя несколько минут маленькая компания оказалась на ровной площадке, окруженной деревцами лавровишни. По ее краю пробегал ручеек, в центре виднелись следы костра. Федя с Василидом переглянулись: местечко было замечательным.
У Аджина вид был таинственный и важный. Он распорядился:
— Ищите дрова, огонь разжигайте, а я скоро вернусь.
Костер уже пылал, когда Аджин появился из зарослей с охапкой кукурузных початков. Свалив их небрежно у костра, он вслед за этим опустошил свои карманы, и на земле выросла горка грецких орехов. Федя подозрительно оглядел это богатство, но Аджин, глаза которого светились плутовством, предупреждая вопросы, сообщил:
— Немного времени пройдет — жарить будем, ужинать будем. — Затем, обращаясь к Феде, великодушно разрешил: — Теперь скажи, дорогой, что придумал.