Пещера Рыжего монаха
Шрифт:
С высоты крыльца казначей оглядел посетителя.
— Спаси тебя бог… Что надобно? — без всякой приветливости спросил он.
— Хотел бы лепту внести во славу божью, а если позволите, то и пожить в обители, дабы отрешиться от мирского безобразия и обрести мир душе. Благословите, святой отец.
Казначей сошел с крыльца. Едва он приблизился, прибывший вполголоса произнес:
— «Горе смеющимся».
В глазах казначея мелькнуло что-то живое.
— Спаси тебя господь и пресвятая богородица! Спасибо за даяние, зачтется во спасение души! — Он перекрестил паломника
— Брат Акиндин, вызови гостиника.
Монах скрылся.
— Ваше благородие, господин полковник, — возбужденно заговорил казначей. Но тот прервал его:
— Забудьте об этом, святой отец, для всех я — екатеринославский мещанин Алексей Михайлович Нежинцев, так и в документах у меня значится.
— Виноват, Алексей Михайлович. Давно вас ждем. Да будет благословен господь, подвигнувший вас пуститься в столь рискованный путь. Здесь вы в безопасности. Комната готова, гостиник вас проводит, на него можете положиться — наш человек. Я немного погодя зайду узнать, как устроились…
Комната мало походила на монастырское помещение: деревянная кровать, ковер на полу, дорогая люстра — все как в первоклассной гостинице. Лишь аналой в углу да две-три иконы над ним напоминали, что полковник находится в святой обители.
Монах-гостиник повел рукой:
— Располагайтесь! Если что понадобится, вызывайте звонком. — С этими словами он попятился и вышел.
Нежинцев прошел к окну. Оно было затенено подступавшими к зданию кипарисами. За ними пролегала дорога, еще дальше раскинулось монастырское кладбище.
«Невеселое соседство, — подумал Нежинцев. — А впрочем, хорошо — безлюдно, тихо».
Он глянул из окна вниз. Высоковато, но в случае необходимости прыгнуть можно.
Итак, он здесь. Что сулит ему завтрашний день? Но что бы ни случилось, все лучше, чем сидеть в том пекле, откуда он вырвался и где изнывал до вчерашнего дня от нудной штабной работы. Мысли его перенеслись за море, в Турцию.
За день до отплытия его вызвал Врангель.
Когда Нежинцев вошел в кабинет, командующий стоял у окна. За окном расстилался унылый галиполийский ландшафт с пыльным плацем, где маршировали отупевшие от зноя солдаты. Врангель был приветлив.
— Присаживайтесь, полковник. Я вызвал вас не для обсуждения вашей миссии: и вы и я с ней хорошо знакомы. Просто хотелось сказать несколько напутственных слов. Итак, пришло время учиться конспирации у товарищей большевиков. Вам это предстоит одному из первых. Будьте осторожны в стане наших врагов. Осмотритесь, войдите в жизнь обители и города…
Продолжая говорить, Врангель прохаживался по кабинету. Несмотря на жару, он был одет в длинную белую черкеску и высоченную барашковую папаху; на животе висел кинжал. «Что за маскарад?» — с раздражением подумал Нежинцев.
— Ваше превосходительство, — спросил он, — не скажете
От Нежинцева не укрылось, как при этих словах Врангель передернул плечами. Но ответил он спокойно, сдержанно:
— Высадка десанта — ошибка. В тех местах еще было свежо воспоминание о нашем поражении, и приморское казачество не поддержало нас. Других причин нет. Теперь же обстоятельства благоприятствуют нам: голод в Поволжье и разруха всколыхнут недовольство Советами. Кавказское дворянство, хлебнувшее «сладкой жизни» при большевиках, примкнет к нам без колебаний. Возможная высадка десанта в Абхазии имеет и другие преимущества — с севера через горы Красной Армии не пройти, а узкие проходы на побережье можно успешно оборонять в период собирания сил для последующего наступления на соседние области. Вы понимаете, насколько ответственна ваша роль в моих планах?
— Да, конечно, господин командующий.
— Помните, голод — наш ближайший союзник. На этом можно успешно строить агитацию против Советов.
Врангель сделал паузу.
— Теперь я вам дам личное задание. По некоторым сведениям, монастырь, где предполагается ваша резиденция, обладает большими ценностями. Вы знаете, как нуждается в деньгах моя армия, попытайтесь заставить обитель раскошелиться. В конце концов, дело, за которое мы проливаем кровь, принесет избавление от власти безбожников. Напомните святым отцам, как щедры были к ним во все времена русская монархия и русское дворянство…
Воспоминания были прерваны деликатным стуком в дверь.
— Войдите! — крикнул Нежинцев.
Вошел отец казначей, а следом за ним монах, прислуживающий в номерах. Он поставил на стол поднос, накрытый белой салфеткой, и тут же вышел. Евлогий стоял у дверей.
— Хорошо ли устроились, Алексей Михайлович? — спросил он.
— Отлично, даже не ожидал.
— Слава богу! Отдохнете или побеседуем?
— Не стоит откладывать, ибо сказано: что замыслил делать — делай тотчас. Присаживайтесь.
Казначей снял салфетку с подноса:
— Не желаете ли подкрепиться с дороги?
На подносе стоял кувшин с восковой водой, икра, закуска из рыбы, фрукты.
— Охотно, если разделите со мной трапезу.
— Вкушайте во здравие! И я, пожалуй, присоединюсь. Знаете ли, в хлопотах иной раз и поесть недосуг… Ну, во славу божью! — Евлогий перекрестился. Нежинцеву пришлось последовать его примеру. — Да будет ваш приезд залогом успеха в нашем общем деле!
Они принялись за яства.
— Как дела обительские? — спросил Нежинцев.
— Да что там! Сил нет жить под пятой вероотступников. Скажите лучше, можно ли ждать перемен?
— Перемены, несомненно, будут. Но преуспеем мы или падем в борьбе — во многом зависит от вас.
— Что ж, мы готовы принять крест борьбы и страдания за церковь. Ведь сказал господь: «Изгоним лисиц и волков из виноградников наших». Будем и помогать, и благословлять ваше святое воинство.
— Что ж, командующий на вас очень надеется. Теперь скажите: у вас есть связь с отрядами Фостикова?