Пещера Рыжего монаха
Шрифт:
— Едем! — сказал он.
— А куда?
— К дольмену. Посмотрим на месте, как это выглядит.
Федя помедлил с ответом: мысль об Асиде всплыла в его памяти. Впрочем, до утра еще было время.
— Что, разве у тебя есть поважнее дела?
— Нет, нет! — поспешно отозвался Федя.
У крыльца их ждал красноармеец с тремя оседланными лошадьми. Федя как заправский конник вскочил в седло. Лошадь сама вслед за спутниками рванула галопом. Эх, хорошо — только ветер засвистел в ушах! «Это тебе не ишак, чтобы пятками молотить», — подумал Федя. Жаль только, что рано, и никто из горожан не видит его.
До
— Как же ты в такой поздний час здесь оказался?
— Так… случайно, — пробормотал Федя. — Вы только отцу об этом не говорите. Ладно?
— Идет, — усмехнулся чекист. — А ты обещай молчать о нашем разговоре и обо всем, что знаешь.
С места, где вечером сидел Федя, Эшба смотрел, переводя взгляд с монастыря на крепость. В этот момент до их слуха донеслось несколько выстрелов. Стреляли в той стороне, куда проехал отряд. Федя взглянул на Эшбу, он решил, что они с красноармейцем тотчас кинутся к лошадям.
— Я видел, как в ту сторону отряд проехал, — возбужденно сообщил он. Но чекист не выразил никакой тревоги, только оглянулся на выстрелы.
— Я знаю… А дальше в горах ты огней не видел?
— Нет. Когда монах в крепости шуровал с огнями, от нас горы были скрыты развалинами, иначе я бы еще раньше обо всем догадался. Конечно, в горах эти сигналы принимают и дальше передают… так и идет по цепочке.
— Все верно. Молодец, соображаешь, — серьезно сказал чекист. — Будь у меня такой сын, я бы им гордился.
Спустя несколько минут они снова въехали в город. На углу Приморской улицы Эшба остановил коня:
— Простимся, дружище. Боец проводит тебя.
— Мне рано домой, — ответил Федя и соскочил с лошади.
— Ну и деловой ты парень, как я погляжу! — рассмеялся Эшба.
— Ты что, совсем не спишь? — с серьезным видом спросил красноармеец.
— Нет, вообще-то сплю… — Федя замолчал, потому что его спутники захохотали, раскачиваясь в седлах.
В это время на дороге появился давешний конный отряд. У одного из всадников голова была забинтована, его придерживал в седле ехавший рядом красноармеец. Конники двигались медленно: они конвоировали трех человек в штатском. На одном из арестованных была турецкая феска.
Ехавший впереди командир отряда, узнав Эшбу, свернул к нему и взял под козырек:
— Разрешите доложить…
— Отставить! Доложите в ревкоме, — прервал его чекист. Вместе с сопровождавшим его красноармейцем он присоединился к отряду.
Федя остался один. Утро наступило, и сердце его заныло от тоски. Что подумает о нем Асида, проснувшись в мрачных развалинах? Он не шел, а почти бежал к бухте, напрягая все силы. А сил было мало: в который раз за сутки проделывал он этот путь! Ко всему еще бессонная ночь и столько волнений.
В домах уже вовсю дымили очаги, в листве гомонили птицы. Отдохнувшие собаки осатанело лаяли Феде вслед, некоторые норовили вцепиться в пятки. Он отгонял их палкой.
Наконец он вышел на место, откуда открывались башня
Федя, как лунатик, сошел в воду, поднялся на берег и побрел в город. Глаза его застилал туман.
Когда до города осталось с полкилометра, утомление окончательно сломило его. Федя свернул с дороги и прилег в тени густолиственной орешины. Все треволнения этих суток дали себя знать — не прошло и минуты, как он уже спал.
Он проснулся от удара в лоб. Вскочил, огляделся. Рядом — никого. Тишина. Вдруг он уловил шорох над собой. Из глубины ветвей, посверкивая бусинками глаз, на него смотрела белка. В лапках она держала грецкий орех. Другой орех Федя увидел у своих ног. «Бог троицу любит», — усмехнувшись, мрачно подумал он.
Солнце прошло уже треть своего пути, когда он приближался к повороту на улицу, где жила Асида. На углу он вдруг столкнулся нос к носу с Аджином. В тоскливом взгляде Феди был вопрос, который он страшился задать.
— Крепись, — сказал Аджин, кладя руку ему на плечо. — В другой раз так спрячем, что она и дороги назад не найдет.
«О чем он толкует?» — подумал Федя. С трудом разжав пересохшие губы, он спросил:
— Где Асида?
— Ты разве не знаешь? Дома, конечно: пришла утром, наелась и спать легла. От бабушки, говорит, привет вам… Это она матери и деду говорит, а со мной не разговаривает.
«Жива!» — Федя чуть не задохнулся от радости.
Аджин понял его состояние по-своему и продолжал горячо:
— Ну, я ей покажу, как джигита обманывать, обычаи нарушать! Украдена — сиди! — Он еще что-то возбужденно говорил, но Федя его почти не слушал.
Удивительно, как устроен человек, а в четырнадцать лет особенно. Минуту назад он готов был умереть от отчаяния, а теперь, при известии, что его избранница жива и невредима, мысли его приняли совсем другое направление. «Вот каковы эти женщины! Вот какова их награда за любовь и преданность! Как хорошо им было вместе минувшей ночью, а стоило ему отлучиться, она сбежала. Вещички тоже не забыла прихватить… Что там Аджин толкует — снова похищать? Нет уж, дудки!»
Так стоял он, упиваясь этими мыслями, разжигая в себе обиду, как вдруг за спиной друга увидел Асиду.
— Вот она, сама идет, — мрачно прервал он Аджина.
— А-а, идет, — отозвался тот со злорадством. — Сейчас узнает, что значит мужчина в доме, а то думает, если отца нет, так все ей сходить будет…
Асида между тем, увидев друзей, вдруг свернула с дороги так, что за выступом забора ее не стало видно.
— Видишь, боится, клянусь нашим скотом!
Асида вновь показалась на улице; она шла, опустив глаза, и что-то в ее поведении показалось Феде странным. Но что за расправу готовит ей Аджин? На всякий случай Федя попросил: