Песнь ледяной сирены
Шрифт:
– Пурга-пересмешница, – кивнул Эскилль.
Холод – что в собственном царстве, что в человеческих голосах – духа зимы не пугал. Не стушевавшись, она указала на танцующую скрипачку.
– Зачарована. Не я… зачаровала. Немая. Лишила голоса… не я.
Калейдоскоп сменяющих друг друга лиц, произносящих слова на разный лад, сложили короткую фразу как пазл.
А скрипка все плакала о чем-то. Музыка текла сквозь чащу, огибая стеклянные стволы, окутывая их плотным маревом, сотканным из нот. Вместе с ними плыла незнакомка –
Ледяная сирена, лишенная голоса… Для них подобное – худшее из проклятий.
– Спасите, – прошептала вдруг пурга-пересмешница. – Спасите ее.
По лицу Аларики растеклось безмерное удивление, округлив глаза и словно за ниточки вздернув тонкие брови.
– Ты защищаешь… человека?
– Другая, – был ее короткий ответ.
– Ты или она?
Эскилль ответил за духа зимы:
– Неважно. Мы в любом случае должны ее спасти. – Он взглянул в переменчивые глаза пурги-пересмешницы: – Кто ее зачаровал?
– Моя сестра. Вьюга.
– Плакальщица, – ахнула Аларика.
Эскилль, помрачнев, кивнул.
Вьюги-плакальщицы были одержимы человеческими слезами. Для духов зимы они были что душистый мед или хмельное вино. Говорят, они забираются в твою голову, видят все твои потаенные страхи и самые сокровенные мечты. Используя их, играют на тонких струнах души, словно ледяная сирена на своей скрипке, пока на щеках жертвы не появится сладкий нектар – слезы.
Околдованный, ты выплескиваешь свою боль, и духи зимы, притворяясь другом, горько плачут с тобой вместе. Но когда слезы вьюг высыхают, они выпивают твои.
У Эскилля, который редко ощущал холод, мороз пробежал по коже при мысли о невидимых – пока еще – духах зимы, что кружились вокруг скрипачки и терпеливо выжидали, чтобы вытянуть из нее последнее тепло.
Она – сирена, и только это ее спасает. Только ледовая сущность позволяет ей – пока – оставаться среди живых. Но духи зимы коварны и изворотливы. Кто знает, что они уготовили для нее?
– Почему она не откликается? – требовательно спросил Эскилль.
Пурге-пересмешнице потребовалась полудюжина голосов и полудюжина личин, чтобы ответить.
– Нет… воспоминаний. Нет… боли. Жизни… тоже нет.
– Ее воспоминания… Они уничтожены вьюгой или заперты в ее голове?
Дух зимы закивала на слове «заперты»:
– Заморожены. Внутри.
Выходит, большинство бедолаг, что бродили по Ледяному Венцу, даже не пытаясь найти выход, просто позабыв о том, что у них были дом, семья и настоящая жизнь, стали жертвами вьюг.
– Как освободить ее воспоминания? – воодушевился Эскилль.
Пурга-пересмешница, которая задержалась в облике юной барышни с густой косой, понуро опустила голову.
– Я не знаю.
– Оставь ее, – тихо сказала Аларика, глядя на беловолосую сирену. – Ей уже ничем не поможешь.
Эскилль протестующе мотнул головой. Он не мог позволить
– Плакальщица… рядом. Будьте осторожны, – предупредила пурга.
– Уж поверь мне, будем, – хмуро заверила Аларика. Медленно вынула из колчана стрелу и прикоснулась губами к наконечнику, зажигая его огненным поцелуем.
Эскиллю все еще казалось диким, что дух зимы разговаривает с ними, что переживает за скрипачку – а волнение пересмешницы не могло скрыть даже то, что и лица, и пропитанные эмоциями голоса она украла у пленников Сердцевины.
Быть может, играло роль то, что скрипачка делила с духом стихию зимы. Но Аларика и Эскилль – огненные серафимы. Согласно законам мироздания они – носители стихии противоположной. А значит, враги по определению.
Но размышлять об этом было некогда. Ледяной Венец сам по себе – не самое безопасное место на Крамарке, а они и вовсе находились в его Сердцевине. И где-то совсем рядом кружилась плакальщица-вьюга, способная осушить огненных серафимов до дна, забрать себе их слезы. И память, которая делала их частью мира живых.
Боль… Эмоции, переживания, сомнения и страхи – вот что отличает живых от мертвых. Скрипачка умиротворена лишь оттого, что не осознает, что медленно умирает от колдовского холода. И готовится отдать собственную душу на откуп Хозяину Зимы. На месте боли и искренней радости в ней лишь пустая безмятежность – ее воспоминания, подвластные чарам плакальщицы, обросли наледью, затянулись ледяной корой.
Эскилль вскинул глаза на скрипачку. Безумие, но это может сработать.
Он направился было к ледяной сирене – внешне бесстрашный, внутри расколотый на части от осознания,чтоему предстоит совершить.
Не успел.
Вьюга-плакальщица возникла из ниоткуда, будто на расстоянии разгадав его намерения. Впрочем, это вполне могло оказаться правдой.
Приближаться к огненным серафимам дух зимы, однако, не рисковала – держалась за стеклянным щитом стволов. От метко пущенной стрелы Аларики играючи увернулась. Еще одна стрела оставила в морозном воздухе пламенеющий след… но ни следа – на самой вьюге.
В какой-то момент плакальщица пропала из поля зрения Эскилля, неведомым образом оказавшись за спиной красавицы-серафима.
– Бедная девочка… – сокрушенно вздохнула вьюга.
Эскилль иронично хмыкнул. Уж кто-кто, а Аларика Слеттебакк точно не подходила под определение «бедной девочки».
– Тебя ценят лишь за красоту и за дар, понимая, что ни в том, ни в другом нет твоей заслуги. «Ах, она самая красивая стражница в Нордфолле»! А как насчет того, что ты – одна из лучших огненных стражей на всем Крамарке? Но никто не заметил, сколько сил ты отдала, чтобы стать таковой. Любые твои победы они воспринимают как должное – ведь ты же огненный серафим!