Песнь молодости
Шрифт:
Но Юй Юн-цзэ говорил, что это и есть патриотизм, что национальный дух и национальная одежда — это и есть его конкретное проявление. Именно это часто вселяло в Дао-цзин сомнение в правильности его взглядов.
Сейчас она высказала свои сомнения.
— Не слушай ее глупостей! — поспешно перебил жену Юй Юн-цзэ и, улыбнувшись Ло Да-фану, пояснил: — Она никак не может устроиться на работу, вот и ищет на ком бы зло сорвать. Частенько таким козлом отпущения делаюсь я. Да и как не обижаться на общество, в котором мы живем? Я уж столько сил потратил, чтобы найти ей какую-нибудь работу, столько переволновался! А результаты: она по-прежнему сидит дома, стирает и готовит для меня. Недаром говорится, что теперь окончить институт — это значит
— Мы с ним никогда не сможем договориться. Поэтому пусть уж лучше каждый идет своим путем, — сказал Ло Да-фан и направился к двери.
Юй Юн-цзэ и Линь Дао-цзин не стали удерживать его. Подойдя к самой двери, Ло Да-фан еще раз обернулся к ним.
— Я только что хотел процитировать вам один перл из трудов Ху Ши, но не успел. Позвольте мне сделать это теперь: «…Ты не можешь больше терпеть? Ты не выносишь уколов самолюбия? Твои товарищи по учебе шумят, а ты не можешь удержаться от соблазна, тебя ранят их насмешки? Ты в одиночестве сидишь в библиотеке и чувствуешь неловкость перед ними? У тебя неспокойно на душе?.. Мы можем рассказать тебе для утешения одну-две поучительные сказки…»
С расширенными глазами и серьезным выражением лица Ло Да-фан безостановочно цитировал Ху Ши. Юй Юн-цзэ старательно очищал платком нос, и было неясно, слушает ли он вообще Ло Да-фана. Дао-цзин еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться.
Остановившись на мгновение, Ло Да-фан перевел дух и уже другим тоном сказал:
— Доктор Ху Ши перестал сочувствовать молодежи, он уводит ее в сторону, приводя в качестве примеров для подражания Геда [41] и Фихте [42] , уверяя в необходимости спокойно учиться даже тогда, когда враг у самого порога. Юй, сейчас такое время — не попади впросак! Одним чтением книг родины не спасешь!
41
Гед Жюль (1845–1922) — французский социалист, один из центристских лидеров II Интернационала. В условиях перерастания капитализма в империализм скатился к оппортунизму и занял открытую социал-шовинистическую позицию.
42
Фихте Иоганн Готлиб (1762–1814) — немецкий философ, субъективный идеалист, один из крупнейших представителей немецкой идеалистической философии конца XVIII — начала XIX веков. По своим взглядам Фихте монархист и националист, выдвигавший шовинистические идеи.
Кивнув головой, он вышел. Линь Дао-цзин пошла его проводить. Юй Юн-цзэ заставил себя тоже проводить Ло Да-фана до ворот. Но, вернувшись домой, он бросился на кровать, уставился глазами в потолок и в течение долгого времени лежал молча и неподвижно.
Дао-цзин посидела одна у стола, потом, чувствуя, что Юй Юн-цзэ расстроен, медленно подошла к нему:
— Почему ты не рад был Ло Да-фану? Ведь он дал тебе хороший совет. — Она думала, что Юн-цзэ расстроили насмешки товарища.
Он отрицательно покачал головой:
— Дао-цзин, не в этом дело. Ты сама слышала: он не сказал ничего такого, что могло меня особенно расстроить. Но на сердце у меня действительно камень лежит: ведь у меня есть семья — это ты и будущие дети. Если я не очень горевал, когда умерла моя первая жена, то теперь положение изменилось — ты для меня так много значишь в жизни!.. Через несколько месяцев я окончу университет, но надежд на работу пока никаких. Ведь тогда отец перестанет высылать нам деньги. Что мы будем делать? — Юй Юн-цзэ тяжело вздохнул. — Я хотел встретиться с Ло Да-фаном, поговорить с ним, заручиться его поддержкой, познакомиться с
Яркие и радужные краски ее любовных иллюзий постепенно начали тускнеть. Дао-цзин медленно возвращалась из мира грез к действительности.
Она жила в этом узком, маленьком мирке, и ее душила тоска; Юй Юн-цзэ был женат на ней неофициально, и Дао-цзин, стыдясь этого, не хотела встречаться со своими прежними подругами. Она даже постепенно отдалилась от Ван Сяо-янь. Целыми днями Дао-цзин была занята тем, что готовила, чистила кухонный котел, мыла посуду, ходила покупать продукты, стирала, штопала и занималась другими мелкими домашними делами. Но тяжелее всего было то, что Юй Юн-цзэ оказался вовсе не таким, каким она представляла его раньше. Юй Юн-цзэ оказался заурядным эгоистом, которого заботило лишь собственное мелкое существование.
Глава одиннадцатая
Вечером в канун Нового года в маленькой комнате с квадратными окнами, заклеенными вместо стекла белой бумагой, сидело человек десять юношей и девушек.
В комнате было сильно накурено, но и сквозь завесу табачного дыма можно было разглядеть черные живые глаза на тонком, красивом лице хозяйки комнаты — Бай Ли-пин.
Стоя возле стола, она подняла бокал и, доверчиво улыбнувшись своим гостям, сказала:
— Сегодня все собравшиеся здесь — дети, разлученные со своими родителями. Японские бандиты не позволили нам встречать Новый год в кругу наших родных, но мы будем веселиться! Дети, давайте выпьем!
Бай Ли-пин была очень молода. Многие из находившихся в комнате были по возрасту старше ее, но она держалась как старшая и называла всех «детьми». Бай Ли-пин училась на юридическом факультете Пекинского университета, но родилась и выросла в провинции Гирин [43] . После событий «18 сентября» все студенты, уроженцы северо-восточных провинций, потеряли связь со своими семьями. Поэтому сегодня, в канун Нового года, Бай Ли-пин пригласила земляков и друзей к себе для встречи Нового года.
43
Гирин — провинция в Северо-Восточном Китае.
Не успела она договорить, как поднялся пышущий здоровьем красивый парень и воскликнул:
— Я протестую! В канун Нового года я хочу во весь голос выразить протест реакционному гоминдану и правительству! Своей политикой непротивления Чан Кай-ши довел страну до потери трех северо-восточных провинций, позволил превратить тридцать миллионов наших соотечественников в жалких рабов, утративших родину. Я протестую! Я во весь голос заявляю Нанкину, что я протестую!
Это был тот самый Сюй Нин, который читал вслух лозунги в вагоне во время поездки бэйпинских студентов в Нанкин. Говоря о своем протесте, он вглядывался в лица всех находившихся в комнате, как бы ища у них поддержки. Нахмурив брови, Бай Ли-пин шутливо похлопала его по плечу.
— Сюй Нин, какой ты глупый ребенок! Что толку, что ты кричишь здесь? Ведь Чан Кай-ши все равно не услышит твоего протеста… А ты не боишься, что твои слова могут подслушать другие?.. Друзья! Не слушайте его! Давайте лучше выпьем!
Но этот призыв хозяйки остался гласом вопиющего в пустыне, его словно никто не расслышал. Некоторые из гостей принялись горячо обсуждать капитулянтскую политику правительства, другие, задумавшись, вспоминали родные места и тяжело вздыхали. Тоненькая, хрупкая девушка лет семнадцати вдруг упала на кровать Бай Ли-пин и разрыдалась. В комнате стало еще более шумно. Бай Ли-пин подбежала к ней: