Песнь молодости

Мо Ян

— Дао-цзин, мама очень беспокоится о тебе! Сегодня она занята и не смогла к тебе зайти.

— Да у меня ничего страшного нет, через день-другой поправлюсь, — проговорила Дао-цзин, сделав гримаску, и зашептала: — А вы подумали о себе? Если скрыться не удастся и вы все окажетесь замешаны в эту историю, что тогда?

— Не беспокойся об этом. Сюй Хуэй всегда говорит: «Волков бояться — в лес не ходить».

Довольная, Ван Сяо-янь погладила холодные руки Дао-цзин, взглянула в ее грустные глаза и с нежностью проговорила:

— Как

ты плохо выглядишь! Наверное, не ешь ничего. Сходила бы в ресторанчик рядом с пансионом, а? — И снова зашептала: — Сюй Хуэй велела тебе есть. Не будешь есть, в самом деле заболеешь. Ах ты, чуть не забыла самого главного: когда выйдешь из ворот, на углу у Красного корпуса тебя будет ждать машина. В ней будут сидеть отец и мама: они отвезут тебя на вокзал.

Сяо-янь собралась уходить, но Дао-цзин остановила ее, достала из кармана написанное ночью письмо и сказала:

— Отдай это письмо Сюй Хуэй. Пусть она постарается передать его Лу Цзя-чуаню.

— Лу Цзя-чуаню? — несколько удивленно переспросила Сяо-янь.

— Да! Не забудь и, смотри, не потеряй!

Сяо-янь взглянула на Дао-цзин, улыбнулась и вышла, не сказав больше ни слова.

Сяо-янь ушла, и тяжелые мысли вновь обступили Дао-цзин. Корзинка с костюмом, от которого зависело ее спасение, стояла на скамейке, но удастся ли ей побег?.. Три дня — срок, данный ей Ху Мэн-анем, — истекали. Завтра наступит день, о котором даже страшно подумать. Все, все должно решиться сегодня в семь часов.

— О чем задумалась, Дао-цзин? — вывел ее из раздумья чей-то шепот.

Она подняла голову. Перед ней в поношенной студенческой форме, с пачкой газет в руке стоял Дай Юй. Она вскочила со стула, на ходу задвинула под стол корзинку и предложила гостю скамейку.

— Дай Юй, как я ждала вас!..

После вчерашних размышлений Дао-цзин настороженно относилась к нему. Но эта настороженность все-таки не могла погасить в ней теплоты и доверия к товарищу. Она, как всегда, тепло пожала ему руку и приветливо предложила сесть.

Дай Юй сел, закурил, внимательно посмотрел на Дао-цзин и только после этого заговорил. Так он делал всегда, и Дао-цзин не обратила на это внимания.

— Ну, как дела? Еще даете уроки?

Дао-цзин забеспокоилась. Сказать или не сказать о последних событиях? Но Дай Юй не дал ей времени решить это. Он снова заговорил:

— Вы что-то неважно выглядите. Нездоровы?

— Нет, у меня большие неприятности.

Дао-цзин чувствовала, что было бы неправильно скрывать случившееся от своего товарища-революционера, который так заботится о ней, — ведь ее подозрения так неосновательны, что не дают ей права на эту скрытность.

— А что случилось? — озабоченно вглядываясь в Дао-цзин своими близорукими глазами, спросил Дай Юй.

Дао-цзин коротко рассказала ему о своем аресте и о вмешательстве Ху Мэн-аня; она все время помнила о семи часах вечера, и ей не хотелось много разговаривать с Дай Юем.

— Вон в чем дело, — удивился

Дай Юй. — Черт возьми, реакция совершенно обнаглела!

— Дай Юй, как мне быть? Он дал мне всего три дня. Два дня уже прошли.

Дай Юй опустил голову и задумался. Он долго молчал, барабаня по столу пальцами, и, наконец, спросил:

— Дао-цзин, а сами вы что решили? Дело ведь нешуточное.

— Я… — Дао-цзин совсем было решилась рассказать ему о плане Сюй Хуэй, но предостережение Сяо-янь: «Никому не говори об этом», — остановило ее. Подумав, она укрепилась в своем решении и изменила тон. — Я просто не знаю, что делать. Я три дня не нахожу себе места, даже есть не могу.

— Вот как, — Дай Юй поднял голову и сочувственно вздохнул. — А вы не думали о побеге?

— Нет, бежать некуда, да это и невозможно. У ворот все время торчат шпики, я даже не могу выйти на улицу. Уже несколько дней не хожу на уроки.

Дай Юй не проявил особенного интереса к словам Дао-цзин. Он молча продолжал курить, низко опустив голову.

Дао-цзин, стоя у стола, перебирала карандаши. В ней росло подозрение: «Почему он не проявляет ко мне такого горячего участия, как Сюй Хуэй? Почему он так равнодушен?» Спустя некоторое время Дай Юй встал, стряхнул пепел с брюк и тихо произнес:

— Не волнуйтесь, Дао-цзин. Сначала нужно рассчитаться с Ху Мэн-анем. Я пойду и постараюсь что-нибудь придумать для вас. Как только надумаю, приду.

— Спасибо, — холодно проговорила Дао-цзин. На сердце у нее стало вдруг тяжело.

Дай Юй пожал холодную руку Дао-цзин, повернулся и направился к выходу.

Дао-цзин закрыла за ним дверь.

«В чем дело? Что это в конце концов за человек? Почему он расспрашивал меня, не собираюсь ли я бежать?» Этот страшный вопрос не давал ей покоя, подозрения терзали ее. Взглянув на корзинку для фруктов, она вспомнила, что нужно готовиться к побегу. Не раздумывая больше, Дао-цзин вытащила из корзины европейский мужской костюм. Было уже больше четырех, до назначенного Сяо-янь срока оставалось немногим более двух часов. Как раз в тот момент, когда она нерешительно примеряла костюм, вошел Линь Дао-фын. Вид у него был испуганный и растерянный, волосы всклокочены, костюм измят, галстук исчез. Уже не глядя, чистый ли стул, не обращая внимания на сестру, укладывавшую в корзину какие-то вещи, он сел и со слезами на глазах проговорил:

— Сестра, меня арестовали, спаси меня!

Дао-цзин выпрямилась.

— Как? Тебя арестовали?

— Да. Вскоре после того как я ушел от тебя — часа через два, — меня схватили полицейские. Они били меня, говорили, что я тоже коммунист, как и ты, что мы возбудители беспорядков… Просто ужас!

Дао-фын вытащил платок, но на этот раз он не стал заниматься своим носом, а утирал слезы.

— Сестра, спаси меня! Только ты можешь спасти меня…

— Что? Я могу тебя спасти?

Дао-фын, опустив голову, вытер слезы и, запинаясь, проговорил: