Песнь молодости

Мо Ян

— Нет, мне не нужно. — Дао-цзин отрицательно покачала головой. — И вышитых туфель я не ношу.

— Молоденьким девушкам очень к лицу красивые вышитые туфли! — женщина внимательным взглядом окинула Дао-цзин с ног до головы и, обращаясь к хозяйке, с улыбкой сказала: — Красивая девушка!.. Как я была бы счастлива, если бы у меня была такая дочка!

Дао-цзин смущенно улыбнулась. Глядя в доброе лицо этой пожилой женщины, она тихо спросила:

— Матушка, вы из этой деревни? Неужели у вас нет детей?

— У нее теперь никого нет, — ответила за женщину мать Лю Сю-ин. —

Мужа ее давно не стало, был сын, да и тот недавно тоже умер… — Посмотрев на женщину, она тихо вздохнула и вышла.

Дао-цзин чувствовала некоторую неловкость. С какой целью хозяйка привела сюда эту незнакомую женщину? Разве она не просила ее хранить тайну? Она спокойно продолжала разговаривать с женщиной, хотя волновалась все больше.

— Матушка, как вам теперь, наверное, тяжело, вы остались совсем одна на свете?

— Ничего… проживу! — ответила женщина так спокойно, что Дао-цзин удивилась. — Девушек в деревнях много, спрос на мой товар — большой. Хожу по деревням со своей корзинкой, на свете есть добрые люди — они не дадут мне умереть с голоду. Девушка, позволь спросить тебя, ты сама-то откуда? Как попала сюда?

На мгновение сердце Дао-цзин замерло. «Как быть? С какой целью она спрашивает меня? Может быть, ей все обо мне рассказали?»

— Я пришла сюда в гости, — не спеша ответила Дао-цзин, — вчера вечером разразился сильный ливень… В этом году, наверно, поля опять затопит…

— В самом деле, — сказала женщина, пристально глядя на Дао-цзин и вздыхая. — Каждый год если не засуха, так наводнение, да еще война… бандиты кругом… Крестьянам просто житья не стало!.. Девушка, а ты все-таки не здешняя? Наверно, учительница?

— Да, я учительница. — Дао-цзин усилием воли подавила тревогу, охватившую ее. — Я учу Лю Сю-ин, пришла вот поговорить с ее матерью, а она и оставила меня ночевать. А вы здешняя? Вам, наверное, нужно, чтобы я написала для вас письмо? — в свою очередь, поинтересовалась Дао-цзин.

— Нет, — женщина засмеялась. — Я пришла разузнать у вас об одном человеке. Есть такой Цзян Хуа, господин Цзян, вы с ним знакомы.

Когда Дао-цзин услышала имя Цзян Хуа, ее сердце сильно забилось. Кто эта женщина? Почему она спросила о Цзян Хуа?.. В эту минуту Дао-цзин увидела улыбающееся лицо Лю Сю-ин, вошедшей вместе с матерью в комнату, и у нее мелькнула мысль: может быть, это и есть та самая «тетушка», о которой говорил ей Цзян Хуа?

— Да, я знаю его, — откровенно ответила Дао-цзин. — А вы кто?

Женщина бросила взгляд на Лю Сю-ин и ее мать, встала и, подойдя к Дао-цзин, улыбнулась:

— Девушка, он тебе никогда не говорил о своей «тете»?

— Ой! Неужели это вы! — Дао-цзин бросилась к ней и схватила ее за руки.

Эти руки были худые, огрубевшие от работы, но какими ласковыми и сильными они показались Дао-цзин!

— Доченька, прости меня! — произнесла женщина, усаживая Дао-цзин на кан. В это время Лю Сю-ин и ее мать вышли из комнаты. — Цзян Хуа говорил мне, что ты работаешь в школе. Наверное, надо было пораньше связаться с тобой, но в нашем районе обстановка была очень тяжелая. Я уходила на некоторое время отсюда и поэтому не смогла

разыскать тебя. Но я кое-что о тебе знаю…

Дао-цзин молчала и с еле заметным выражением удивления на лице продолжала слушать «тетушку».

— Ты неплохо поставила работу в школе, почему же все вдруг пошло прахом?

Дао-цзин ответила:

— Пришел человек по имени Дай Юй. У него было рекомендательное письмо от Цзян Хуа. Он приказал нам выступить против директора школы и учителя У. Мы выступили, раскрыли себя, и нас сразу разгромили.

— Что? Кто пришел к тебе? — в голосе «тетушки» послышалось волнение, но говорила она по-прежнему неторопливо и ровно. — Странно! Мой племянник уехал отсюда более двух месяцев назад, и, кроме меня, ни один человек не знал ничего о твоей работе.

Дао-цзин обомлела. Ей вспомнилось поведение Дай Юя еще до ее приезда в Динсянь, и подозрения с новой силой овладели ею.

«Тетушка» задумалась на минуту.

Дао-цзин выжидающе смотрела на ее простое морщинистое лицо.

— Доченька, — ласково обратилась к ней «тетушка», беря в руки корзинку, — я очень виновата, что не связалась с тобой пораньше, но сожалеть об этом теперь поздно. Давай-ка лучше поговорим о настоящем. Враги озверели, и тебе ни в коем случае нельзя здесь оставаться. Ты должна поскорее уезжать. Сегодня вечером ты это и сделаешь. Доченька, я полюбила тебя сразу, как увидела, но не имею права задерживать тебя здесь.

Дао-цзин внимательно слушала ее. Из ее слов она еще лучше поняла всю трудность и сложность революционной борьбы: стоит человеку хоть немного проявить беспечность, чего-нибудь не предусмотреть, как получаются катастрофические ошибки. Так случилось с Чжао Юй-цином, так было раньше и с ней самой.

— Тетушка, — Дао-цзин невольно, сама того не замечая, стала так называть ее, — куда же мне ехать? Ведь у меня здесь ученики… Я не могу этого сделать.

На лице «тетушки» появилась горькая усмешка. Она тихонько погладила Дао-цзин по руке.

— Детка, революция требует строгой дисциплины. Здесь ты не можешь спрятаться. Я не могу оставить тебя прямо в пасти тигра… Рано или поздно мы победим, но знаешь: «Коль стоишь в комнате с низким потолком, приходится наклонять голову». Подумай, куда ты сможешь уехать, где сумеешь устроиться, — туда и поезжай. А о своих учениках не беспокойся: здесь есть кому о них позаботиться.

Дао-цзин больше не возражала. Она поняла, что перед ней находится руководитель, о котором ей говорил Цзян Хуа. Этому руководителю она должна верить и подчиняться. Поэтому, помолчав минуту, она наклонилась к уху «тетушки» и сказала:

— Тетушка, в таком случае я вернусь в Бэйпин. Только не забывайте о моих учениках и еще о Чжао Юй-цине — это очень хороший молодой товарищ. Его арестовали… — когда она говорила это, из ее глаз закапали слезы.

«Тетушка» кивнула головой.

— Доченька, не расстраивайся. Придет день нашей победы, и мы рассчитаемся с врагами сполна. Ты знаешь, мой сын… Ты слышала когда-нибудь о Ли Юн-гуане? Он… он совсем недавно погиб… Как тяжело это матери, как горько!.. Но ничего, ничего. Сыночек мой… Ничего!