Песнь об Ахилле
Шрифт:
Женщины были захвачены врасплох приказом царя и, войдя в залу, все еще были заняты одеждой и внешностью, наводя последние штрихи. Ахилл был среди них, голову он тщательно укрыл покрывалом, а глаза его были скромно опущены. Я с беспокойством следил за Одиссеем и Диомедом, но ни один из них на него и не глянул.
Девушки заняли свои места, и ударила музыка. Все мы следили за сложными шагами начала танца. Это было прекрасно, впрочем, чуть менее прекрасно, чем с Деидамией — та была лучшей среди них.
— Которая из них твоя дочь? — спросил Диомед.
— Тут ее нет,
— Жаль, — сказал Диомед. — Я надеялся, что она — вон та. — Он указал на девушку в конце линии, маленькую и темноволосую; она немного походила на Деидамию, и в танце щиколотки ее изящно выглядывали из-под развевавшегося подола платья.
Ликомед прокашлялся. — Ты женат, досточтимый царь Аргоса?
— Пока да, — Диомед усмехнулся и отвел глаза от женщин.
Когда танец окончился, Одиссей встал и, возвысив голос, так что услышали его все, молвил: — Великая честь для нас смотреть на ваш танец; не всякий скажет, что ему привелось видеть танцы Скироса. В знак нашего восхищения мы принесли дары вам и вашему царю.
Восхищенный шепот. Не часто на Скирос привозили роскошные вещи — ни у кого тут не было на них денег.
— Вы слишком добры, — лицо Ликомеда сияло неподдельным удовольствием, он не ожидал такой щедрости. Слуги по знаку Одиссея принесли ларцы и начали выгружать их содержимое прямо на длинные столы. Я видел блестящее серебро, сверкающее стекло и драгоценные камни. Все присутствующие, и мужчины и женщины, потянулись поглядеть.
— Пожалуйста, берите то, что каждому по душе, — сказал Одиссей. Девушки кинулись к столам, и я увидел как тонкие пальчики перебирали предметы: скляночки с благовониями, запечатанные воском, зеркальца, вправленные в рамки слоновой кости, браслеты витого золота, ленты, крашеные драгоценным пурпуром. Среди них были вещи, как я понял, предназначенные для Ликомеда и его придворных — обтянутые кожей щиты, кованые наконечники для копий, отделанные серебром мечи с ножнами, обтянутыми мягкой кожей козленка. Взгляд Ликомеда так и впился в один из них, словно то была рыбка, которую он вознамерился поймать. Одиссей стоял рядом с видом снисходительного благодетеля.
Ахилл держался сзади, медленно продвигаясь вдоль столов. Он остановился, капнул благовоний на свои тонкие запястья, погладил пальцами полированную ручку зеркальца. Помедлил, рассматривая пару серег, голубые камни в серебряной оправе.
Движение в дальнем конце комнаты привлекло мое внимание. Диомед пересек залу и говорил с одним из своих слуг — тот кивнул и вышел в главные двустворчатые двери. Что бы там не случилось, это не казалось особо важным, вид у Диомеда был сонный, веки его были скучающе полуопущены.
Взгляд мой вернулся к Ахиллу. Теперь он поднес серьги к ушам, поворачивая их так и сяк, играя в девушку. Это его забавляло, губы улыбались. Глаза блеснули, когда она на мгновение поймал мой взгляд. Я не мог удержаться от улыбки.
И тут громко и пронзительно зазвучала труба. Звук шел снаружи, долгий, а следом три коротких — наш сигнал опасности, надвигающегося несчастья. Ликомед вскочил, головы стражников повернулись к двери.
Все девушки — кроме одной. Еще прежде, чем отзвучал последний сигнал, Ахилл схватил один из отделанных серебром мечей и стряхнул ножны из кожи козленка. Стол преграждал ему путь к двери, он разом перемахнул через него, второй рукой меж тем схватив копье. Он встал на ноги, с оружием наготове, спокойный как смерть — каким не может быть в такой миг ни девушка, ни даже любой из мужчин. Величайший воитель своего поколения.
Я глянул на Одиссея и Диомеда и ужаснулся — они улыбались. — Приветствую тебя, царевич Ахилл, — сказал Одиссей. — Мы искали тебя.
Беспомощно стоял я — весь двор Ликомеда слышал слова Одиссея. Они повернулись к Ахиллу. Мгновение Ахилл был неподвижен. Затем, очень медленно, он опустил оружие.
— Царевич Одиссей, — сказал он. Голос его был замечательно ровен. — Царь Диомед. — Он учтиво склонил голову, равный с равными. — Я польщен, что стоил таких усилий. — Сказано это было хорошо, с достоинством и легкой насмешкой. Теперь им будет трудно оскорбить его.
— Полагаю, вы желали говорить со мной? Я немедленно присоединюсь к вам, — он аккуратно положил меч и копье на стол. Уверенным движением развязал головное покрывало и сбросил его. Волосы его, освобожденные, сияли как полированное золото. Люди Ликомедова двора перешептывались в смятении, их взгляд были прикованы к нему.
— Может, вот это подойдет? — Одиссей вытащил откуда-то тунику. Он перебросил ее Ахиллу, который поймал ее.
— Благодарю, — сказал Ахилл. Весь двор, будто завороженный, смотрел, как он распахнул тунику, обхлестнул ею бедра и перебросил через плечо.
Одиссей повернулся к царю. — Ликомед, можем мы занять покой для приемов? Нам есть о чем поговорить с царевичем Фтии.
Лицо Ликомеда казалось застывшей маской. Я знал, что он думает о Фетиде и наказании. Он ничего не ответил.
— Ликомед, — голос Диомеда был резок и прозвучал как удар.
— Да, — выхрипнул Ликомед. Мне было жаль его. Мне было жаль нас всех. — Да. Сюда, вот сюда. — Он показал.
Одиссей кивнул. — Благодарю. — Он двинулся к дверям, уверенно, не сомневаясь, что Ахилл последует за ним.
— После тебя, — ухмыльнулся Диомед. Ахилл заколебался, взгляд его на один краткий миг упал на меня.
— Ах, да, — обронил Одиссей, оборачиваясь через плечо. — Если желаешь, Патрокл также может пойти с нами. К нему у нас тоже есть разговор.
Глава 15
В комнате только и было, что потертые гобелены по стенам да четыре кресла. Я заставил себя сидеть выпрямившись, не касаясь твердой деревянной спинки, как и подобает царевичу. Лицо Ахилла было напряженным и даже шея чуть покраснела.
— Плутовство, — обвиняюще начал он.
— Ты умно спрятался, нам пришлось быть еще умнее, чтобы все же отыскать тебя, — Одиссей оставался невозмутим.
Ахилл поднял бровь с царственным презрением. — Ну так что? Вы меня отыскали. Что вам надо?