Песнь Пророка
Шрифт:
– Я простил тебя, - задумчиво говорит Хоук.
В камине догорают угли. Подбавить жара уже некому. Бодан отправился вчера вечером, а у Ораны совсем немного времени, чтобы собраться.
– И буду прощать тебя каждый раз, - продолжает он.
– За каждый кинжал, всаженный между лопаток. За каждую ложь, несущую всем нам погибель.
Маг сглатывает. В горле мечется вихрь слов, которые он должен сказать. Но Гаррет не захочет слышать ни одно извинение, ни одно оправдание. Он это знает. Как знает то, что это все сон. Все это уже было. В прошлом.
– Потому, что я тебя… потому, что, ох, это так сложно. Потому, что ты - центр моего мира. Как ядро. Вокруг тебя все вращается. Конечно, без центра мира не бывает. Ведь полый орех… он… не орех. Так и я никогда не смогу от тебя отказаться. Ядрышко.
Андерс делает шаг вперед. Он помнит все в мельчайших подробностях, поэтому сон так красочен.
Тогда, отвернувшись от окна, Хоук посмотрел на него. Он все еще был озабочен, улыбка на его губах сияла виной.
– Гребаный стыд, - спрятав лицо в ладони, усмехнулся он.
– Ненавижу признания в любви, ты же понимаешь.
Гаррет все еще стоит к нему спиной. Пауза затягивается, целитель чувствует неладное.
Когда тот оборачивается, он необыкновенно серьезен. Как никогда до этого.
– Андерс, ты жалок, - говорит он вместо того, что должен был.
– Я сохранил тебе жизнь только потому, что ты не достоин того, чтобы уйти легко и не познать всего, к чему приведет твоя война.
Маг смотрит на него и не верит. Это не Хоук. Он никогда бы не сказал такого.
– Ты и тебе подобные всего лишь расходный материал, - его голос снижается до шипения.
– Недочеловеки, уроды от рождения. Ничто не изменит этого. Никакая борьба.
Андерс хочет поскорее выбраться отсюда, хочет закричать, что все это неправда. Но его губы немеют, а ноги не слушаются.
Глаза Гаррета загораются сиянием Справедливости.
– Вместе мы исправим оставшиеся недочеты. Чтобы не сгнила вся челюсть, больной зуб удаляют. Маги - болезнь Тедаса. И вместе мы вырежем эту опухоль. Мы войдем в каждый город, каждую деревню и выжжем заразу. Ты и я.
Рот наконец слушается его, и целитель кричит. Кричит, пока не хрипнет и не падает спиной в темноту.
…
Утреннее пение птиц было невыносимо громким. Словно они спустились с деревьев, сели Андерсу на воротник и кричали в самое ухо.
Маг зажмурился и зашарил вокруг, пытаясь найти край покрывала и накрыть им голову. Под руки не попадалось ничего, даже самой завалящей тряпки. Зато под ладонью обнаружились острые камни и влажная трава. Андерс открыл глаза.
Каким-то непонятным образом он единственный вчера добрался до палатки. Хотя и там полностью разместиться ему не удалось. Голова и плечи пребывали на земле, в то время как остальное тело с комфортом лежало на чьих-то мягких сумках.
Сон вернулся к нему. Самый отвратительный сон из тех, что он когда-либо видел. Визиты архидемона были просто приятной неожиданностью по сравнению с тем, что он видел этой ночью. После них он чувствовал лишь гнев. Не как сейчас.
Маг
Он не мог вспомнить, что именно ему снилось. Знал, что нечто мерзкое. У целителя были только ощущения. Холод, ненависть, разочарование.
Осадок после этого сна был гораздо горше того, что оставили после себя наливка и трава.
Пытаясь отбросить все посторонние мысли, целитель на четвереньках выбрался из палатки наружу и сел на колени. Костер был разведен заново. Вычищенный котел с водой празднично висел на своем месте, закипая, о чем оповещали пузырьки воздуха, поднимающиеся на поверхность. Вокруг огня все лежали вповалку. Гаррет обнимал Дэггета, закинув ногу на соседствующего рядом Натаниэля, у которого под боком устроилась Бетани. Варрик с Кордулой также лежали на одном покрывале, отвернувшись, правда, в разные стороны. Хаави, спрятав голову под мешок, на котором сидел, свернулся калачиком. Неподалеку от него свалилась Эсмильда, в руках продолжая сжимать металлическую кружку. Гвин нигде видно не было.
Андерс, поборов желание проверить у всех пульс, догадался, что она может быть у ручья. Подойдя ближе, он осторожно тронул мабари. Дэг открыл глаза так быстро, вовсе и не спал, но подниматься, оставляя хозяина, не стал.
Чтобы убедиться в том, что разбойница, обкурив их своей травой, не скрылась, свистнув все ценное, что смогла найти, целитель направился в сторону ручейка. Ему самому тоже не помешало бы умыться. Может быть, прохладная вода успокоила бы его со сна.
Он хотел не очень сильно шуметь кустами, через которые пробирался, но руки не слушались. Они цеплялись за все, что под них попадалось, таща на себя. Андерс позже мог бы поблагодарить себя за шум, но Гвин даже не обратила на это внимание.
Первым на глаза магу бросился ее обнаженный стан у ручья, а потом уже сам ручей, деревья, да и все остальное, что было перед глазами. Целитель поспешил отвести взгляд, он и так увидел слишком много. Это не помогало, перед глазами все еще было поджарое тело и волна черных волос на широких не по-женски плечах.
Андерс уже собрался повернуть обратно, когда услышал, что она обращается к нему.
– Подглядывать нехорошо, колдун, - укорила его разбойница.
Магу пришлось оглянуться. Он думал, что не слишком далеко вышел из-за кустов, чтобы его можно было заметить.
Подобрав свое покрывало, Гвин набросила его на плечи. Целитель подумал, что она делала это чересчур медленно.
Он вышел, так как прятаться дальше не было смысла.
Разбойница, узнав его, улыбнулась краем рта. Тонкая бровь изогнулась в ожидании того, что он может сказать в свое оправдание.
– Я… хотел умыться.
– А, может быть, думал, что я уже перебегаю границу с Андерфелсом, прихватив с собой все ваши денежки?
– мгновенно вычислила она, подходя ближе.
Андерс вновь отвел глаза. Воспоминание о ее обнаженном теле было еще слишком свежо, чтобы он мог не представлять это, глядя на нее.