Песни мертвых соловьев

Мичурин Артем

Хотя мне, по правде сказать, грех жаловаться. Где есть конфликт, там есть работа. Платят хорошо и те, и другие, к дому опять же близко – красота. Лишь один момент портит идиллию – работать приходится максимально обезличенно, без стиля, без почерка. А однообразная рутина утомляет. Да и заказы Хромого последнее время не отличались разнообразием. Поэтому упоминание о готовящемся Фомой деле меня сразу заинтересовало. Кроме того, отсутствие заинтересованности было бы чревато проблемами со здоровьем как Николая Евгеньевича, так и – что особенно важно – моим собственным.

– Твоя колымага все еще на ходу? – спросил я взгрустнувшего Бойню.

– А как же? – оживился тот. – Цела ласточка.

– Готовь. Через два часа выезжаем.

Означенное время я потратил на визит к Хромому и посещение своего нового, совсем недавно отстроенного жилища. Со старой

квартиры съехал, как только закончил все работы, около года назад. Фара помог деньгами, благо служба у Центровых позволяла. Внешне жилище-то не бог весть какое – обычная хибара на Луначарского. Другое дело – внутри. А там, на глубине четырех метров, под полом деревянной лачуги – каких тут целая улица, не сразу и найдешь, где твоя – расположились комфортабельные двухкомнатные апартаменты, забетонированные снизу доверху. Этот бункер в течение семи месяцев строили четверо лацев. Обошлись они мне недешево – за троих отдал по шесть, а за одного аж десять золотых. Но отработали на совесть, старались. Обещал им, что отпущу, как только достроят, и даже помогу до Сергача добраться. Легковерные. Один, правда, сам подох, от лихорадки. Теперь вот, как с делами подразгребусь, надо бы черным ходом заняться. Бункер хорош до тех пор, пока тебя в нем не закупорят. Всегда нужно думать об отступлении. Оно зачастую важнее, чем победа. Ну а пока мое бетонное убежище служило в основном для целей складирования.

За последний месяц я здорово пообносился. Нет заказа хуже, чем выслеживать должника. Если важные шишки всегда на месте, купцы ходят одними и теми же маршрутами, и даже рейдеры предпочитают держаться поближе к цивилизации, то эти суки норовят залезть в самую жопу мира. И вот когда, отыскав засранца, спрашиваешь: «На что ты, засранец, рассчитывал, беря деньги у картеля?» – он отвечает: «Думал, спрячусь. Мир-то большой». Мир большой, это верно. Но такие, как я, могут сделать его значительно меньше, и бескрайние просторы рано или поздно превратятся в темный, воняющий мочой угол. А потом будут ножи, клещи, каленые иглы… Заказчик обычно хочет не просто смерти проворовавшегося ублюдка, он хочет возврата долгов. Если не деньгами, то кровью и болью. А в этом я, без ложной скромности, мастер. Глядя на отрезанные мною головы, клиенты плачут от умиления. Мертвые лица настолько искажены страданием, а их прижизненные раны столь выразительны, что с трофеев впору писать образа святых великомучеников. Будучи насаженной на шест в людном месте, такая голова работает лучше самых красноречивых словоизлияний, повергая неплательщиков в благоговейный ужас.

Если дело требует значительного времени и посещения незнакомых мест, я обычно беру арсенал попроще. Незачем будить зависть в сердцах жадных и охочих до чужого добра элементов. «АК-74М» с пристрелянной оптикой вполне сгодится, отличная комбинация цены, надежности и функциональности. К тому же «пятеркой» при необходимости разжиться всегда проще, чем 9x39 или снайперскими 7,62x54. Распространеннее «пятеры», пожалуй, только «двенашка», собственно, поэтому и брал на крайнее задание «МР-153». Знал, что придется от деревни к деревне шастать, а там этого добра хоть жопой ешь. Да и живность лесная к картечи с уважением относится, а нет – так пулевыми угощу. Но интересы настоятеля вряд ли лежат в тех же широтах. Посему я остановил выбор на «калаше». Можно, конечно, у Святых прибарахлиться. Арсенал одного только Фомы за полсотни стволов переваливает, и это лишь неосвященных. Но не люблю я пользовать оружие из чужих рук. Как-то оно негигиенично. Велик риск навредить своему здоровью. К микробам-то я равнодушен, сроду никакой заразой не страдал, а вот к перекосам, утыканиям и прочим заклиниваниям – увы. Так что лучше уж скромный, потасканный, но собственноручно обстрелянный «калаш», на который можешь положиться как на себя, чем нулевый «АЕК», с незнакомыми болячками, имеющими свойство обнаруживаться в самый неподходящий момент. Но каким бы надежным и испытанным ни был огнестрел, нож все равно надежнее. Он – главный труженик. Остальное – на случай форс-мажора.

Штаны, куртка и рубаха за время моих странствий превратились в задубевшее от пота и грязи рванье. Ополоснувшись, оделся в чистое и еще одну смену бросил в вещмешок. Мало ли, сколько придется бродяжничать. Шмотья этого в свое время заказал аж десять комплектов. Не люблю примерки. А так один раз отмучался, и на пару лет хватит. Все черное, без извратов. А камуфляж… на брюхе поползаешь – сам нанесется.

Дальше в перетряхнутый вещмешок отправились четыре

комплекта белья, сменные берцы, жрачка длительного хранения, шесть коробок «пятеры», коробка «маслят», четыре «РГН», четыре запала без замедлителей, катушка проволоки, кусок мыла, полотенце, котелок, кружка, брезентовый полог, гвозди, моток веревки, топорик, аптечка и всякая мелочь по карманам. Как обычно, вышло килограммов десять.

Модульную разгрузку с подсумками для двенадцатого калибра сменил на «лифчик» под четыре «акашных» рожка. Набил, рассовал. Кинжал – на левое плечо, две «РГО» – в гранатный подсумок, «НР-2» – на пояс, туда же кобуру с «АПБ», два магазина к нему и глушитель.

Вот и все, милый дом. Снова пора в дорогу.

Величая свою машину «ласточкой», Николай Евгеньевич сильно грешил против истины. На стремительную маневренную птаху она тянула только при о-очень больших допущениях. Да и при них, откровенно говоря, не тянула. Куцее несуразное чудо с латаной-перелатаной двухместной кабиной и зияющим щелями деревянным кузовом всегда напоминало мне клячу, тощую и невероятно старую, которая давно уже должна была сдохнуть, но каким-то невероятным образом все еще дышала. О-о, дыхание «ласточки» – это нечто. Черное, густое, с приступами чахоточного кашля и масляных отхаркиваний. На сотню наша хозяйка дорог жрала примерно тридцать пять литров бензина, выдавая заветные сорок километров в час максимум. Весьма экономично, если речь идет о трехосной грузовой дуре или средних размеров броневике. Но «ласточка» весила самое большее – две с половиной тонны. Основную часть трехметровой базы освоила кабина, кое-как сваренная из труб, стальных листов и реек, плюс капот; оставшуюся – бортовой кузов с нашими пожитками и четырьмя канистрами бензина под фиксирующей сетью. Передние колеса были открытыми, разнесенными в стороны от сужающегося капота. Задние – спаренные – располагались под кузовом. Свесов машина не имела, благодаря чему – нужно отдать ей должное – даже при невысокой посадке форсировала преграды вполне уверенно.

– Ты бы хоть тряпок на сидушки кинул, – посетовал я, когда «ласточка» с грохотом перемахнула очередной ухаб. – Подвеска словно у телеги.

– Ты бы мясца на жопе нарастил, – парировал Бойня.

– Мясо на жопе – это не практично.

– Не скажи. Был у меня случай – прискакал один кабан подраненный, точнее, приполз. С пулей-то в заду не особо поскачешь. Скулит, вытащи, мол. А сам килограмм под сто двадцать. Задницу нажрал – во! – Бойня отпустил руль и развел руки, демонстрируя примерный объем вышеозначенного предмета. – Еле носит. Ну, я посмотрел, пощупал…

– Бля! За дорогой следи. И не надо мне такое рассказывать.

– Я про рану, дурак. Ну вот, посмотрел, значит – дырка слепая. Думал, «масленка» поймал, не больше. А вглубь-то полез – етить твою налево – «7БМ4»! Засела в мясе. Вот тебе с твоей тощей жопой все хозяйство вынесла бы на раз. А он, можно сказать, испугом отделался. Черт! – Бойня прервал оду жирной жопе и кивком головы указал налево: – Глянь-ка.

Там, метрах в ста от дороги, лежал перевернутый набок тарантас, сверху на нем стоял человек и отчаянно размахивал руками, а вокруг, подбираясь все ближе, сновали приземистые юркие звери размером с собаку.

– Кошаки.

– Развелось тварей.

– Видать, прям на ходу в кабину махнула.

– Да, не повезло.

– Подсобил бы страдальцу, – предложил я с большим запозданием, когда пистолетные выстрелы хлопали уже далеко за спиной.

– Ага, – Бойня сделал круглые глаза. – Ты знаешь, почем нынче бензин? – и, получив отрицательный ответ, удовлетворенно хмыкнул. – Сразу видно, что не автомобилист. Сейчас кошаки позавтракают, а я на обратном пути, если бак не треснул, бензинчик-то и солью.

– Ты обратно только к вечеру будешь. За это время тут уже машин пять проедет. Один, что ли, умный такой? Да и водила тот вполне может отбиться. А уработал бы его сейчас… Хотя дело твое.

Бойня как-то странно на меня посмотрел и, ничего не ответив, вернулся к наблюдению за дорогой.

На весь путь ушло три часа. Хорошая все-таки вещь – автомобиль, даже такой, как «ласточка».

За те десять лет, что минули с моего первого визита, обитель сильно изменилась. Древоземные стены обросли снизу бетонными блоками, сторожевые башни заметно прибавили в высоту и обзавелись крупным калибром, перед воротами появились врытые в шахматном порядке сваи. Хотя особой необходимости в последних и не было. Любой подозрительный транспорт стрелками «ЗУ-23» и приспособленными под нужды обороны «2А42» уничтожался с расстояния предельной видимости.