Песня полной луны

Романова Елена

Ей просто хотелось писать свои научные статьи, преподавать мифологию североамериканских коренных народов в колледже и спокойно жить, не думая ни о злобных духах, ни о более привычном зле в человеческом обличье. С преступниками боролся Юнсу. Мун предпочитала этого не касаться.

Похоже, что дар, передававшийся в их семье таким вот странным образом, был другого мнения.

Хотела ли она позвонить Марку и поговорить о возобновившихся жутких снах? Да.

Сделает ли она это? Нет.

—

О, уже готово, — Юнсу обнял её сзади, поцеловал в макушку. — Пахнет отлично! Но ты лучше отдыхала бы, раз нет сегодня занятий, я бы сам поел.

— Да ладно, — улыбнулась Мун. — Я всё равно не смогла уснуть. Может, потом. А зачем тебя вызвали в участок в выходной?

Юнсу зевнул.

— Бумажная работа. На моем участке нашли тело загрызенного собаками пацана. Ничего такого, наткнулся на бешеных животных, но волокиты с документами не избежать.

Мун вздрогнула. Снова вспомнился её кошмар. Существо было похоже на животное, но то ли ходящее на двух ногах, то ли передвигающееся и на четвереньках, и как двуногое. Некоторые детали сна уже расплывались в памяти, но жёлтые глаза в темноте она запомнила даже слишком хорошо.

Впрочем, вряд ли это как-то было связано.

Мун положила яичницу на тарелку Юнсу.

— Позвонишь, когда поедешь домой?

…Юнсу так и не позвонил. Мун успела составить и пересоставить план для лекций на всю неделю, приготовить ужин и немного прибраться. Обычные домашние и рабочие дела всегда отвлекали её, а сейчас ей нужно было отвлечься сразу от двух вещей — от своего кошмара и от смутного, тягостного ощущения, будто в смерти парнишки, о котором говорил Юнсу, есть что-то ещё.

Жаль, что она никогда не знала, верны ли её предчувствия, если не могла напрямую соприкоснуться к их причиной. Но какой идиоткой она будет выглядеть, если попросит мужа об этом?

Юнсу многое усвоил за свою жизнь, но лучше всего он знал, что всё зло идет от людей. Мун была знакома с ним со школы, и со школы же была в него влюблена; вдвоем они прошли многое: и его наркозависимость, и некоторые кошмарные события, о которых не хотелось бы вспоминать. Но даже тогда Юнсу твердо был уверен: только люди могут быть причинами несчастий и смертей.

Отчасти благодаря своей вере он и стал детективом полиции, отбросив детские мечты связать жизнь с музыкой. Юнсу чувствовал, что, выбравшись из знатного дерьма, он должен помогать людям. Быть полезным для общества, шутил он.

Точнее, вовсе не шутил.

Бегло взглянув на телефон, Мун вздохнула. Было уже около шести вечера; Юнсу никогда не задерживался так надолго.

Наконец, дверь хлопнула.

— Привет, — Юнсу, чертовски усталый, поцеловал её. — Думал, обернусь по-быстрому, а пришлось заключение коронера перечитать раз пять. С виду вроде всё хорошо, но что-то мне там не нравится…

У Мун ёкнуло сердце.

— Что именно?

— Сам не знаю, — он упал на диван, провел ладонью по волосам. —

Вроде парнишку собаки загрызли, коронер об этом и пишет, но вскользь упоминает про отгрызенный член, а это на собак, пожалуй, не похоже. Их укусы обычно хаотичны, а тут… Ай, нахрен, — Юнсу поморщился. — Просто не нравится мне всё это. Чуйка, ты же знаешь меня.

Мун знала.

Иногда у Юнсу, пусть он и отрицал сверхъестественную природу этого, взыгрывала интуиция. Насильственную смерть он будто чувствовал и почти никогда не ошибался.

— Думаешь, на парня напали?

— Может быть. Но я не собираюсь думать об этом до завтра.

— А что завтра?

— Прощание, — Юнсу расстегнул воротник форменной рубашки. — В часовне университета, потом парня сожгут, и его родители заберут урну с прахом домой. Думаю, сходить. Посмотрю на его окружение. Может, он действительно напоролся на стаю бродячих собак. А, может, и нет.

* * *

Мун сама не понимала, зачем уговорила Юнсу взять её с собой на прощание с погибшим парнем. Его звали Майлз Фостер, как оказалось, и он не был местным — просто учился в Шарлоттауне, как и многие до него, и будут после. Майлзу Фостеру не повезло оказаться не в то время и не в том месте, и полиция с радостью закрыла дело, но чуйка Юнсу продолжала зудеть.

А тягостные ощущения Мун, возникшие накануне, тоже совершенно не исчезали. Кошмар не растворялся в дымке сновидений, а продолжал прятаться на задворках сознания, дожидаясь своего часа.

В небольшом церковном зале собралось довольно много людей. Преподаватели и студенты выражали соболезнования родителям Майлза Фостера, чья фотография улыбалась с небольшого столика, окруженная цветами. Мун вгляделась в его черты: тёмные глаза, щурящиеся на солнце, пухлые губы, узкое лицо, смугловатая кожа. Обычный симпатичный парень, таких много…

И всё же что-то было не так.

— Вы его знали?

Вздрогнув, Мун обернулась.

Мать парнишки мяла в руках носовой платок. На её холеном лице мелькнула гримаса боли.

Даже если женщина богата и может позволить себе костюм от хорошего модного дома, она будет чувствовать из-за смерти своего ребёнка такое же сильное горе, как и любая мать из резервации.

— Я?.. — Мун даже растерялась на мгновение. Что сказать? Она пришла сюда с Юнсу, хотя их никто не звал, но здесь, наверное, половину присутствующих никто не звал. — О, нет, я…

— Дорогая, — отец погибшего парнишки твердо взял жену за локоть. — Иди сюда. Спасибо, что пришли, — он кивнул Мун.

Если он и горевал, то скрывал это намного лучше.

Мун стало холодно. Обхватив себя руками за плечи, она протиснулась через толпу студентов поближе к гробу. Вряд ли она сможет что-то почувствовать, если посмотрит на загримированное лицо, но вдруг?..

Она услышала, как кто-то шмыгнул носом. Случайно толкнула кого-то плечом, пока пыталась пробиться к гробу, и её тряхнуло.