Песня ветра. Ветер перемен
Шрифт:
– Вряд ли, - она хмуро взглянула на эльфа. – Пока за нами гоняются Гончие, они мне еще и приплатят, причем немало, лишь бы я к ним и близко не подходила.
– Это ерунда! – махнул рукой Алеор. – Поверь моему слову. Сегодня Гончие за тобой гоняются, завтра появляются какие-то более опасные люди, и Гончие перестают за тобой гоняться. А учитывая, что скоро начнется Танец Хаоса, ты можешь вообще не переживать, потому как они в любом случае переключатся на Аватар.
Рада некоторое время с сомнением смотрела на него, даже не зная, что на это все сказать. Зато с другой стороны от эльфа заговорила Лиара, отошедшая от удивления, вызванного его внезапным приходом в себя.
– С тобой все в порядке, Алеор? – негромко спросила она, осторожно глядя на эльфа.
– Лучше не бывает, -
– Скажи… Ты был весь облит кровью лотрий, а теперь на коже ни следа. – Она не договорила, видимо, не зная, как закончить.
– Солнышко, ну не зря же говорят, что Тваугебир любит купаться в крови? – снисходительно сообщил ей Алеор, и Лиара побледнела, как полотно. – Перед тем, как уйти, он впитывает эту кровь сквозь мое тело, и ему хватает этого на достаточно долгое время, чтобы не вылезать вновь.
Челюсти Лиары сжались, словно ее затошнило, а Рада поняла, что больше просто не в состоянии терпеть. Раньше разузнавать о Тваугебире как-то совсем не хотелось, да и не к месту было, а сейчас они были уже в безопасности, да и случай удобный представился, так что она не выдержала:
– Слушай, Алеор, а что это вообще за тварь? В смысле, откуда она у тебе взялась? Я слышала, что это проклятье рода Ирантира, но как она вообще проявляется-то?
– Тут в двух словах рассказать будет достаточно проблематично, - заметил эльф, потом вздернул брови, показывая на юг: - Нам сюда? – Рада нетерпеливо кивнула, и он продолжил, шагая по дороге между ними, причем шагая так легко, будто отдохнул и хорошенько выспался. – Это действительно проклятье в крови Ирантира, и представляет оно собой кусок серебра, застывший под моим сердцем. Когда Тваугебир начинает шевелиться, это серебро согревается, плавится и течет по венам. Думаю, ты видела в последние дни, как у меня выпирали жилы? – Рада кивнула, непроизвольно поежившись. Звучало это омерзительно и пугающе одновременно. Алеор продолжил: - Ну вот. Чем больше этого серебра скапливается в моей крови, тем больше там Тваугебира. И наступает момент, когда серебро тает целиком, заменяя собой кровь, и тогда я сам словно засыпаю, и появляется он. Ему нужна живая кровь, чтобы вволю напиться ей. Как только крови врагов, которую он впитывает через мою кожу, становится достаточно, чтобы мои вены снова функционировали, Тваугебир исчезает, а я вновь возвращаюсь в сознание.
– Так это сейчас, значит, по твоим венам течет кровь лотрий? – вытаращилась на него Рада.
– Нда! – довольно кивнул Алеор. – И скажу тебе, она ничем не хуже любой другой крови. Со временем, выработается моя собственная кровь, которая заменит то, что сейчас есть, и в ней вновь начнет расти Тваугебир.
– А то, что у тебя половина сердца, на это как-то повлияло? – взглянула на эльфа искорка. Вид у нее был задумчивый.
– Повлияло, - кивнул эльф. – И даже в положительную сторону. Теперь Тваугебир вырывается реже: гномья кровь густая, вязкая, ему сложнее перехватывать над ней контроль.
– Как ты это все-таки сделал, Алеор? – Рада недоуменно смотрела на него. – Я просто не понимаю, как вообще можно отрезать половину своего сердца и при этом остаться живым.
– Ох, Радушка, это было ооооочень больно! – плотоядно оскалился Алеор, глядя на нее. – Но когда ты живешь полторы тысячи лет в окружении полнейших ничтожеств и идиотов, в какой-то момент тебе становится очень скучно. И вот когда этот момент наступает, все, что люди называют невозможным, превращается в твой единственный способ избавиться от скуки.
Рада задумалась, глядя на эльфа. Наверное, она еще очень много не знала о нем. И прежде всего: каково это быть Алеором Реноном Тваугебиром? И чего ему это стоило. У тебя впереди тоже бесконечная жизнь, если, конечно, какая-нибудь зараза не воткнет тебе в кишки железо. Так что у тебя будет шанс понять его. Рада попыталась представить себя через полторы тысячи лет и просто не смогла. Эта толща времени казалась ей невозможно, невообразимо долгой. Она раньше даже как-то и не задумывалась о том, что эльф был свидетелем всех событий Четвертой Эпохи, что успел, так или иначе, поучаствовать в них, что знал всех королей, которые правили
Боже мой, как же это должно быть скучно! Как однообразно! Она удивленно взглянула на эльфа, невозмутимо шагающего рядом. И как же при этом обесценивается сама жизнь! Ведь тебя постоянно окружают потери, ты привыкаешь к ним, сживаешься с ними, относишься к ним философски. И жизнь теряет весь свой вкус и смысл. Это понимание, вдруг развернувшееся перед ней, стало таким странно-острым, что Рада ощутила настоящую тоску. Но зачем тогда все это, великие боги? Зачем вы дали эльфам бессмертие, а остальным расам – смерть? Ведь и то и другое одинаково убого: смертные завидуют нам, потому что мы живем вечно, однако то, как мы живем, - ужасно однообразно и попросту глупо, потому что весь остальной мир вокруг нас умирает, постоянно обновляется, и лишь мы не меняемся в нем никак. В чем же тогда смысл? Зачем вообще эльфам нужна вечная жизнь?
– А это проклятье было у всех наследников Ирантира? – спросила Лиара, и Алеор повернулся к ней. Этот вопрос привлек внимание Рады, и она прислушалась. Возможно, до этого они говорили и еще о чем-то, но Рада была слишком глубоко в себе, чтобы услышать.
– Да, - энергично ответил искорке эльф. – Проклятье в нашем роду передается по женской линии, но проявляется только у мужчин. Никто особенно об этом не говорит, потому что это вроде бы как не принято, неприлично и чересчур попахивает кровищей, однако, так обожаемый всеми Король Ирантир Солнце сам носил под сердцем серебро, и у него тоже случались маленькие личностные кризисы, когда его армии в страхе разбегались, бросая оружие, пока он утолял жажду. – Алеор злорадно усмехнулся. – Потрясающее людское качество: вымарывать из собственной истории все моменты, которые хотя бы чуточку порочат чувство их собственного достоинства! А потом выставлять напоказ свои заслуги, тыкая ими в лицо всем остальным так назойливо, что это становится просто смешно. И даже не осознавать при этом, какими полнейшими идиотами они выглядят в глазах своих потомков. – Алеор шумно втянул носом воздух и довольно крякнул. – Обожаю это в человеческой расе! Работает всегда!
– Так ведь Ирантир был Высоким эльфом, а не человеком, - непонимающе заморгала Рада.
– А это вдвойне веселит меня! – сообщил ей эльф. – Смотри, как хорошо получается: он захватил все государства материка и создал империю, подчинив себе, в том числе и людей. Таким образом, они унизили себя дважды. В первый раз, когда присягнули Ирантиру, потому что он был сильнее их, и у них не достало отваги и упертости, чтобы бороться против его владычества. И во второй раз, когда им стало стыдно за это, и тогда они сделали из него настоящего героя, почти что бога во плоти, воспевая его подвиги и делая вид, что они самые ревностные его вассалы! И конечно же, изо всех сил пытаясь скрыть его недостатки, ведь он же бог! Не мог же их захватить просто кровавый садист, упивающейся чужой смертью только потому, что сам он никогда не умрет! Нет, они за идею пошли к нему под руку, а не из страха и зависти к его бессмертию и силе! За идею, и за нее одну, никак иначе! – Жесткая улыбка тронула губы эльфа. – Правда вот, сколько бы я ни пытался обсуждать эту тему со смертными, никто из них почему-то никогда не разделял моего веселья. И почему бы это? – Он деланно задумчиво покачал головой.
– Никак в толк не возьму.
А Рада-то надеялась, что как только Тваугебир перестанет рваться из груди Алеора, характер у него станет лучше, да только все было напрасно. Как был у эльфа язык, что ржавый напильник, так и остался. Разве что хорошего настроения прибавилось, а это означало, что дальнейший путь будет в точности таким же невыносимым, как и вся предыдущая поездка до болот.
Обратный путь занял меньше времени, чем путь навстречу Стражу, и Рада даже удивилась, когда еще издали разглядела камень-указатель на развилке двух дорог. И еще больше, когда возле него мелькнуло ярко-алое пятно.