Песня ветра. Ветер перемен

ВолкСафо

========== Глава 32. Ветер степей ==========

Осень разливалась над бескрайней степью, словно щедрые боги из громадного небесного ковша плеснули в мир разноцветных красок. И хоть она была совсем непривычной для Лиары, сердце все равно постоянно щемило от окружающей ее задумчивой тишины и тихой грусти засыпающей земли.

Ранние утра несли с собой легкий морозец и чистый-чистый воздух, такой прозрачный, что, казалось, и само ее тело сейчас растворится в нем без остатка. Порой она украдкой даже поднимала ладонь и смотрела сквозь нее на солнце, отчего кожа окрашивалась в нежно-розовый, персиковый цвет, а сама рука словно расплывалась, топилась в последних

лучах осеннего светила, какого-то отдаленного, стылого, засыпающего за далеким краем степей. Замерли в молчании сухие травы, прислушиваясь к тихой колыбельной мира, чутко и умиротворенно щекоча пушистыми былками брюхо высокого прозрачного неба. Земля смерзалась в комочки сухой пыли, которые крошились под подошвами сапог и конскими копытами с тихим шуршанием. В воздухе пахло севером, холодом и еще чем-то пронзительно тревожным, и Лиара то и дело прикрывала глаза, вдыхая всем телом такой знакомый и при этом такой странно чужой запах осени.

Здесь не было разноцветных макушек кленов, не было тающих в голубой дымке прозрачных кучерящек берез, не было высоких, по осени особенно резко пушистых сосен. Как и поросших мхом лесных прогалин, где так густо и сильно пахнет грибами, сыростью, прелыми листьями. Не шумел ветер, не играл последней золотой листвой, закручивая ее в танцующие водовороты и гоня по-над землей куда-то, куда ему одному, чудаку, того хотелось. Здесь были лишь бескрайние травы и еще более бесконечное небо, растянутое над ними из конца в конец, перечеркнутое высокими белыми росчерками облаков, похожих на длинные тонкие перья, или рваными тревожными тучами, что так быстро скользили на запад, скрывая колючие глазки звезд, то и дело проглядывающих между ними. И Лиара чувствовала себя одинокой и легкой посреди этой полной ветра пустоты, маленькой фигуркой на огромной ладони Бога, которую он поднимал к бесконечным звездным тропам и тихому мерцающему свету его же собственных глаз.

Она закрывала глаза, отдаваясь этому чувству, растворяясь в нем целиком, и пальцы сами скользили по струнам арфы, словно кто-то мягко брал ее ладошки в свои и водил ими без конца над инструментом, прислушиваясь к мелодии, что жила в его сердце. Ей так хотелось заплести в тихий перезвон арфы утренний холодок и первый колкий ледок на схватившихся с ночи лужах, весь покрытый маленькими белыми пузырьками застывшей воды, шуршание высохших трав, молчаливо тоскующих по разноцветной пляске бабочек, шмелей и пчел, по их песне и гудению. Ей так хотелось, чтобы сквозь золотую мелодию проплывали на юг длинные косяки диких птиц, чтобы рыжие закаты косыми лучами ложились на струны, и чтобы в этой музыке дышал ветер.

Здесь он был властелином и хозяином, здесь начинались его просторы. Могучими потоками он привольно взмывал к небу, надувал его огромную грудь и дыханием падал вниз, заполняя собой все: густую гриву коня Алеора, алый плащ Улыбашки, пахнущие летом соломенные волосы Рады и саму Лиару, всю ее, до самого донышка. И в этом ветре был запах, незнакомый ей: тонкий-тонкий горьковато-солоноватый вкус, от которого становилось сладко-тянуще, и сердце рвалось и рвалось вперед, на север, к бескрайним холодным волнам, вздувшимся в преддверии сезона Штормов.

Лиара никогда не видела моря, но всегда мечтала о нем. И не о том, тепло-лазоревом, плавленом будто золото от тихой нежности купающегося в нем солнца, а о другом, сером, стальном и холодном, мощном, как само время, грозном, как песня войны, вечном. Море, над которым плакали чайки, о зубастые скалы которого бились в исступленной ярости волны, море камня

и соли с запахом водорослей и трав, с покрытыми лишайниками остовами разбившихся кораблей, с обточенной вечностью галькой. Море, которым пахло сейчас в воздухе, хоть Лиара никогда и не слышала раньше этого запаха и не могла знать, какой он.

Это – самая красивая, самая настоящая и волшебная осень из всех, что были в моей жизни. Лиара вдохнула ее всей грудью, чувствуя, как растекается ветер по каждой клеточке ее тела, и прохладное прикосновение будущих холодов стягивает кожу. Этой осенью она нашла то, чего никогда прежде не знала, но искала так чисто, так искренне, так тревожно, искала, не зная, что же она хотела найти. Она нашла степь, над которой плясали ветра, море, пахнущее солью, небо, которому не было края, песню, от которой сжималось сердце. И Раду. Боги милостивые, она наконец-то нашла ее!

Все глупости, что наполняли ее пустую голову, щедрой рукой выгреб осенний ветер и со звонким смехом разметал над засыпающей равнодушной степью. И осталось лишь одно: любовь. Любовь распустилась цветком невиданной красоты, с лепестками, на которых дрожали прозрачные, напоенные солнцем капли росы, цвета первого рассвета, запаха ее волос. Любовь изменила все, буквально весь мир преобразился, когда она пришла, поступью могучей Женщины с глазами-пламенниками. И Лиара встретила ее напуганная, чистая и совершенно искренняя, раскинув руки ей навстречу, распахнув ей свою грудь и позволив наполнить ее всю одним единственным именем: Рада.

Любовь обнимала ее за плечи с величайшей бережностью поворачивала ее голову туда, где была Рада. И Лиара украдкой смотрела на нее, замерев в абсолютной тишине, широко открытыми глазами пытаясь охватить ее всю и спрятать на дне своих зрачков, пытаясь напиться ей, надышаться, наглядеться. И все никак не могла.

Рада была как северный ветер: бесстрашная, бесшабашная, смеющаяся и резкая, но при этом надежная, как скала. Она была холодная, как полное ледяных брызг море, с просоленными волосами и запахом бесконечного неба. Она была теплой, как лучи первого рассветного солнца после долгой страшной ночи, как пылающие рыжим огнем закатные облака, как песня жаворонка высоко-высоко, в бескрайнем холодном небе. Рада была живой, словно ртуть, вечно изменчивой, вечно иной, и древней, как эта степь. И Лиара задыхалась, не в силах произнести ни звука, когда смотрела в ее бездонные синие глаза, в которых отражалось небо.

Вот и сейчас она ехала чуть впереди, придерживая поводья Злыдня и то и дело отбрасывая кивком головы со лба непослушные соломенные волосы, уже успевшие отрасти так, чтобы лезть в глаза. И Лиара любовалась тем, как солнечные лучи играли в догонялки на ее теплых золотых прядях, как ветер гладил невидимыми ладонями ее лицо, заставляя щуриться. И тогда теплые сеточки морщинок разбегались в уголках ее глаз, и Лиаре хотелось целовать каждую из них, прижимаясь губами к теплой коже и шепча ее имя, самое красивое, самое дорогое имя на свете.

Теперь она смотрела на нее иначе, и Лиаре не нужно было никаких слов, чтобы видеть это. Взгляд Рады задерживался на ней все дольше, и в нем первым яблоневым цветом цвела нежность, а со дна ночных колодцев ее зрачков, в которых тонули звезды, вверх поднималось золото, и Лиаре казалось, что все ее лицо излучает свет, будто прямо сквозь нее на мир смотрела, улыбаясь, та Огненноглазая Женщина. И когда они молча смотрели друг на друга, ни говоря ни слова, что-то рождалось между ними, тонкое, будто первое дыхание весны, нежное, как вкус спелой земляники.