Песня ветра. Ветер перемен

ВолкСафо

Великая Мать, что сплела наши дороги, я никогда не перестану благодарить тебя за то, что ты подарила мне. И неважно, что будет дальше, неважно, что случится, это не имеет значения. Ты дала мне самое истинное, самое искреннее, самое настоящее из всего, что когда-либо знал этот мир, и это бесценное сокровище я сберегу на дне своей души и не дам ни ветрам, ни злу, ни печали этого коснуться. А ты, Великая Мать, забирай меня всю, потому что дар твой бесценен, и за него – я в полной твоей власти. И мне не нужно ничего для себя, ибо ты дала мне гораздо больше, одарила полной долей, и за этот дар я могу лишь преклониться у твоих стоп и предложить все, что у меня есть, - меня.

Лиара твердила

это днем и ночью, вдыхая ветер степей и глядя на Раду, и что-то начинало меняться. Словно весь привычный мир вокруг нее очищался, становился иным, искренним, свежим, будто раннее утро, полным настоящей силы, настоящей жизни. А на плечи легли чьи-то мягкие ладони, и словно кто-то без конца улыбался прямо за ее плечом, такой надежный, такой долгожданный, такой молодой. Порой Лиара даже оборачивалась через плечо, ожидая увидеть эту улыбку и взгляд почему-то казавшихся ей обязательно серебристыми глаз. Но там не было никого, лишь бесконечная нежность, мягкая забота, теплый покой в больших мозолистых ладонях, в которых она сворачивалась маленьким птенчиком, не заботящимся больше ни о чем. И почему-то каждый раз эти ладони напоминали ей одно – Раду.

Лиара тихо улыбнулась, ощущая, как плавится и течет в груди золото. Она сама даже не заметила как, но в груди, прямо между ребер, чуть правее сердца, образовался маленький золотой клубочек, словно свернувшийся колечком пушистый мурчащий котенок. Клубочек был мягким и теплым, он грел ее в темные ночи, он заставлял ее задыхаться от нежности и силы, сводящей с ума мощи и тихой слабости полного отречения, он звенел и звенел без конца, словно второе сердце, под взглядом Рады отогреваясь и расцветая, как первая проклюнувшаяся почка. Иногда Лиаре казалось, что если она закроет глаза и полностью отдастся этому, то прямо из ее груди вырастет тысячелистый белоснежный цветок, распустившись навстречу солнцу, и тогда больше не будет ее, только эта бесконечная нежная красота, дрожащая на самом краешке прозрачных теплых лепестков.

Пальцы сами перебирали струны арфы, а золото в груди поднималось волной, мешая дышать. В какой-то момент это стало невыносимо тяжело, и в груди словно что-то лопнуло, полилось рекой наружу, все сильнее, сильнее…

Сплетаются нити в великом узоре

Кому-то на счастье, кому-то на горе.

Отняв и вернув десятикратно взамен,

Бушуют над миром ветра перемен.

Это был ее голос, и не ее при этом. Золото текло сквозь нее рекой, и Лиара закрыла глаза, позволяя ему полностью забрать ее себе. Слова катились сквозь голову, как капает капель с длинной прозрачной сосульки, как с шуршанием опадают зеленые иголки с пушистых летних сосен под ветром, как тихонько шумит себе по широким листьям кленов дождь. Слова лились с ее губ, вплетаясь в музыку, срастаясь с ней, становясь одним живым, густым, объемным целым.

Над пиками гор, над бескрайней равниной,

Над пеной морской и рычащей стремниной,

В лучах победившего полночь утра

Несутся победною песней ветра.

Она пела и видела, как спутники одни за другим поворачиваются к ней, придерживая своих лошадей. Лицо Алеора вытянулось, а глаза стали тревожными, ищущими, пристальными. Улыбашка просто открыла рот, без единой мысли глядя на нее. А Рада…

Рада смотрела иначе, не на нее, а в нее, и Лиаре казалось, что она видит, как в ее груди распускается этот цветок. И это было правильно, это было верно, чисто, искренне, по-настоящему. Взгляд Рады проникал прямо в ее грудь, сквозь ткань, мясо и кости, сквозь пылающее сердце, прямо в ослепительный золотой комочек, пульсирующий одним единственным словом: Любовь. И Лиара улыбнулась ей, чувствуя себя так, словно сама стала этой

Любовью, этими руками, распахнутыми ей навстречу.

В их реве звучит непреложная воля,

Извечный закон человеческой доли:

Поднять к равнодушному небу глаза

И встретить судьбу, что пошлют небеса.

И тем, кто согласен стоять до конца,

Кто прочь от борьбы не воротит лица,

Кто взвалит на плечи груз горя и бед

Однажды ветра принесут свой ответ.

Он будет победною пляской знамен,

Сверкающей искрой из толщи времен,

Великой Загадкой, укрытой меж звезд,

Ответ на которую сказочно прост:

С бескрайних просторов межзвездных пустынь,

Пронзая небес молчаливую синь,

Ломая извечные цепи оков,

На мир изможденный прольется Любовь.

Лиара замолчала, чувствуя опустошение. Огромную слабость, великое счастье, почти что льющее слезами по щекам из глаз и спокойное согласие. Что-то иное сейчас пришло к ней, то, чего никогда еще не было. И песня эта была не ее: кто-то другой тихо спел ей прямо в раскрытое нараспашку сердце, а она лишь повторила за ним ровно настолько хорошо, насколько могла. И ей казалось, что за этими словами, запеленутое в них, словно младенец, лежало что-то важное, маленькая золотая семечка в тугом коконе из белоснежных лепестков, зернышко истины, готовое вот-вот прорасти. Оно было таким простым, таким правильным, таким легким, что Лиаре хотелось смеяться. Как будто все вопросы, которые она задавала в жизни, получили свой ответ, и этот ответ был известен всему ее телу, всей ее душе, но она никогда не смогла бы сказать, каков он был, и на какой вопрос был дан.

Ей стало смешно, и она тихонько засмеялась, когда арфа в последний раз звякнула, роняя последнюю золотую ноту в бесконечность. А потом открыла глаза, совершенно не стесняясь того, что ресницы у нее пушились от застывших на них слез.

Друзья смотрели на нее, все трое, и молчали, но сильнее всех – Рада. Ее лицо светилось такой силой, словно кто-то зажег громадное раскаленное солнце прямо на дне ее глаз, и в его лучах Лиаре было уютно и хорошо.

– Что это было? – тихо спросил Алеор, и в голосе его звучало благоговение. Лиара взглянула на него, улыбаясь и не заботясь о том, что слезы начали хрустальными капельками падать с ресниц на щеки. Она легко пожала плечами:

– Я не знаю. Я просила об этом, и оно пришло мне, сразу же, вот такое, одним целым. Так что я не знаю, что это.

– Ты просила у этой своей Великой Матери? – слегка нахмурился эльф. Однако, лицо его тоже при этом было светлым, словно зимнее утреннее небо, укрытое морозной дымкой.

– Да, - кивнула Лиара, смеясь от радости и смущенно утирая слезы. Плакать ей не хотелось, но влага на глазах выступила сама, словно ее вытопило это огромное солнце в груди.

– Клянусь Камнем, это было самое красивое, что мне вообще приходилось слышать в жизни, девочка! – выдохнула Улыбашка. Выглядела она так, словно готова была то ли сгрести Лиару в объятиях, то ли на колени перед ней упасть. – У тебя дар, девочка! Настоящий дар!

– Но это же не я! – снова засмеялась Лиара, чувствуя, что этот кто-то улыбчивый за ее плечом смеется вместе с ней. – Это просто пришло ко мне так, но я здесь совершенно ни при чем!

– Говори, что хочешь, - решительно покачала головой Улыбашка. – Кто бы там тебе что ни диктовал, но спела это ты, а не какой-нибудь блохастый ишак, так что и пряники тоже все получать тебе.

– Это очень похоже на предсказание, - задумчиво проговорил Алеор, потирая подбородок. Взгляд его не отрывался от Лиары, и в нем было глубочайшее потрясение и задумчивость. – Только вот в толк не возьму, что оно означает.