Песня ветра. Ветер перемен
Шрифт:
========== Глава 39. Дорога выбрана ==========
– Ну и дура же ты, рыжая! – в очередной раз от всей души покачал головой Гардан, сидя на табуретке в капитанской каюте возле койки, на которой, распластавшись, лежала Равенна. – Вот вроде и умная во всем, а дура дурой!
– Ладно тебе уже брюзжать, щербатый! – поморщилась пиратка, вяло отмахиваясь от него. – Лучше дай мне рома.
– От этого пойла кровь начинает кипеть, как бешеная. У тебя рана откроется, - напомнил Гардан.
– Ой, вот только не надо этой гномьей бабули на моем корабле! Ворковать будешь над своим выводком, а мне просто дай проклятого рома! – недовольно заворчала Равенна.
– Как знаешь, - пожал плечами Гардан,
Ему пришлось придержать ее под плечи, пока пиратка, кривясь и ругаясь, приподнималась над измятой постелью, чтобы сделать глоток. Больше никаких желаний у Гардана не было, когда он касался ее кожи, разгоряченной от выступившего из-за потери крови пота. Даже несмотря на вид ее рубашки, облепившей влажное тело и подчеркнувшей каждый его изгиб. И как так получается, что стоит только спасти проклятому идиоту его ничтожную жизнь, и он сразу становится тебе кем-то родным, едва ли не братом, к которому любая нежность уже просто невозможна? Гардан и сам не знал, почему так происходит, но был благодарен за это: дурацкая жажда по Равенне измотала его за последние дни вконец, и теперь он мог спокойно вздохнуть.
Равенна сделала несколько глотков, с наслаждением вздохнула и пробормотала, прикрыв глаза:
– Все, теперь положи меня. Кажется, мне легче.
– Да неужели, - проворчал Гардан, аккуратно опуская ее на простыни и тяжело присаживаясь на табуретку.
Он чувствовал себя выжатым досуха и таким легким, будто гусиное перо, которое поймал ветер и болтает в воздухе, перебрасывая из ладони в ладонь. Все напряжение схлынуло прочь морским отливом, и теперь осталась лишь мягкая ватная усталость. Он и сам хлебнул рома из той же фляги и прикрыл глаза, глубоко дыша и наслаждаясь тем, что просто сидит. Последние часы прошли в такой беготне, к которой после целой недели праздного безделья Гардан был совершенно не готов.
Ему даже вспоминать не хотелось о том, как он ворвался в таверну с истекающей кровью Равенной на руках и едва ли не пинками заставил трактирщика вести его к какому-то местному знахарю, что умел заговаривать порезы. Они долго бежали по запутанным городским улицам, еще дольше колотили кулаками в накрепко запертую дверь и орали под ней, требуя, чтобы знахарь немедленно впустил их. И все это время Гардан буквально всем телом ощущал уходящие прочь секунды, вместе с каплями крови Равенны падающие на грязную мостовую под ногами. Из двери к ним выглянул заспанный неопрятный мужчина с клокастой бородой, растрепанными волосами и чадящей свечкой в руке. Гардан почти что силой впихнул ему в руки Равенну и угрозами вынудил лечить. Даже сейчас его передернуло при одном воспоминании о глубокой ране на ее боку, куда вошел широкий клинок проклятого щенка. К счастью, лекарь оказался достаточно умелым и ведающим в энергиях, потому под его шепотом и манипуляциями рана затянулась буквально на глазах, превратившись в бугристый алый шрам, горячий на ощупь, но уж точно взявшийся.
Потом Гардан вновь тащил потерявшую сознание от потери крови Равенну через весь город обратно в трактир и потратил еще час на то, чтобы вытрясти из трактирщика всю возможную информацию о том щенке Саламе. Правда, вытрясти удалось не так уж и много. Как сказал трактирщик, мальчишку этого он раньше в городе не видел, прибыл тот только два дня назад и остановился на постой в самой дешевой и худой комнатушке, оплатив больше обещаниями, чем медью. Гардан поспрашивал и остальных завсегдатаев заведения, и те лишь повторили слова перепуганного насмерть хозяина: кто этот щенок и откуда он взялся, не знал никто. Да это было и неудивительно. По северному побережью вечно шаталось огромное количество человеческого сброда, врущего о своем прошлом так знатно, что одного и того же человека могли
Разобравшись с трактирщиком, Гардан подхватил бездыханную Равенну и направился в тот переулок, где паренек пырнул ее ножом. Тот так и остался лежать на грязных плитах: во тьме ночи никто не решился близко подходить к нему или оказывать помощь. Щенок был мертв: Гардан ударил достаточно сильно и точно, чтобы проломить ему череп, а потому допрашивать было уже некого. Тщательно обыскав паренька, наемник нашел совсем немного: горстку меди, два спрятанных в складках плаща ножа, да обрывки бумаги, показавшиеся смутно знакомыми. При тусклом свете отдаленных огней сличать эти обрывки с теми, что он подобрал возле самой гостиницы, у Гардана возможности не было, потому он только засунул их в карман, не разбираясь.
Корабль вновь танцевал на волнах, взлетая высоко вверх и стремительно обрушиваясь вниз, и над головой Гардана слышался топот ног матросов, хоть привычных криков уже не было. Моряки притихли, когда Гардан втащил полубездыханную Равенну на борт, и та слабым голосом приказала немедленно отправляться на север, на этот раз не став спорить с Гарданом и препираться, за что он был бесконечно ей благодарен. Теперь все они старались орать друг на друга и перекрикиваться как можно тише, чтобы не потревожить ее покой, и от этого на корабле было странно неуютно. На палубе приглушенно хрипели низкие мужские голоса, похожие на осипших от воплей котов, и вкупе с завывающим в снастях ветром все это создавало довольно зловещую атмосферу.
Рука сама полезла в карман, и Гардан вытащил обрывки бумаги, которые нашел на берегу. Подвинувшись вместе со своей табуреткой поближе к масляной лампе, установленной на намертво прикрученном к стене столике капитанской каюты, Гардан выложил на столешницу добытые клочки и принялся их разглядывать. Сейчас он даже не мог отличить, какие из них нашел в кармане того бедолаги, а какие подобрал в луже возле гостиницы: по виду бумага была одна и та же, да и синие расплывшиеся чернила тоже явно составляли одно целое.
– Ты чего там ковыряешься? – хрипло спросила Равенна. Она откинулась на подушках, водрузив руку на голову и прикрывая лицо то ли от яркого света, то ли чтобы Гардан не видел сковавшую его гримасу боли. Знахарь рану-то заговорил, но шрам от нее все равно остался, к тому же, не до конца заживший, и Гардан представлял себе, насколько сейчас несладко пиратке.
– Я кое-что нашел у гостиницы и в кармане того хлыща, что тебя пырнул, - сообщил он, разглядывая бумажки. По виду они представляли собой один большой лист, разодранный на части, и наемник, напрягая глаза, склонился еще ниже над обрывками, стараясь сложить из фрагментов изначальный текст. – Похоже на письмо, - добавил он.
– Боги мои, вот это новость! – слабо пробормотала Равенна. – Гномья бабуля, оказывается, умеет читать!
– Представь себе, - Гардан не обратил внимания на яд в ее голосе. Когда тебе в почку пихают кусок стали длиной с пол ладони, немудрено скалиться, как побитая псина. Это он знал по себе: не раз пробовал такие пилюли и очень долго от них отходил потом.
Сейчас его гораздо больше интересовало написанное в письме. Восстановить полный текст по фрагментам было невозможно: чернила расплылись так, что он не понимал ни слова. Зато можно было попробовать составить мозаику, опираясь на оборванные сгибы листов. Письмо явно рвали в спешке, и края оказались неровными, что облегчало задачу. Уже через несколько минут Гардан смог сложить лист, как и нужно было, и всмотрелся в каракули. Наверное, он порвал письмо и пытался в спешке засунуть клочки в карман, да и не заметил, как часть из них вылетела из ладони и просыпалась на землю.