Песочный дом
Шрифт:
Он поморщился. Он устал жить во лжи и начал сильно сдавать. Дни его клонились к закату, а мир был все так же юн и лжив. Никого не научил его горький опыт - Данауров смаргивал марширующих детей. Но они все равно ходили. Единственным утешением было то, что шли они за барабанщиком с его монетой в кармане. За избранником. "Ничего, - решил Данауров, - Каждый из них еще придет к своей осине".
Присоединялись возвращавшиеся со смен парни. Сбор был полный, но Сахан все ходил и ходил по кругу, размышляя над превратностью судьбы, подбросившей ему на рассвете белого песца.
Он шагнул в сторону, оказался под окном Кащея, заставленным фанеркой, тронул ее, а она и подайся внутрь. Тогда, забыв об опасности, Сахан нырнул в подвальный выем, вытряхнул песца из мусора - вмиг обернулся - и туда его, за фанерку, в комнату, вглубь - пусть еще послужит, подлец. Вот так. Будем квиты, Кащей.
Едва за метлу - тут и объявился писун этот. Бабочка, вчерашний день искать. Ищи, дорогой. Дал ему себя осмотреть, как витрину, - и мимо, в контору, по телефону звонить дамочке - палец в рот, - так, мол, и так, не пропадал ли у вас такой беленький, что у Кащеевых лежит? И, ответа не дожидаясь, - за метлу, чтобы руки при деле были. За день так вылизал двор, что плюнуть грешно. И за барабан - даешь танк!
– а глазом-то, глазом - по сторонам, авось и выйдет чего, успокоят наконец Кащея.
У Леркиного окна Сахан замедлял шествие и с особой внятностью стучал в барабан. Но Лерки не было.
– Завязывай, - сказал наконец Кащей, со стороны наблюдавший шествие. Пошли, сбросимся.
Авдейка повернулся на голос. Кащей казался взрослым, чужим, скованным в движениях.
– Сбросимся, - тихо повторил Болонка.
– У нас с тобой всего-то по сто семьдесят пять рублей, - напомнил Авдейка.
Но Болонка отступил на шаг, прижал к груди газетный сверток и, с некоторой дикостью во взоре, помотал головой.
– Все в сборе, кроме Лерки, - объявил Сопелка-секретарь и добавил, вздохнув: - Да двух братов нет, их за мыло взяли.
– За какое мыло?
– спросил Авдейка.
– За простое, черное, - пояснил любознательный Сопелка.
– Они склад взломали с мылом, два ящика взяли. Понесли на рынок, побольше выручить хотели на танк, да арестовали их там.
– Не скоро теперь встретитесь, - сказал Кащей.
– Думать надо прежде, чем замки сшибать.
Он прошел в центр круга, распустил что-то вроде кисета и вытряхнул деньги на фанеру.
– Пять кусков, - сказал он и отошел на место.
О барабан Сахана билась мошка.
– Кто следующий? Записываю!
– Я!
– выкрикнул незначительный Сопелка, пробиваясь с пригоршнями денег.
– Сколько?
– Не знаю. Много. И мелочь еще.
– Триста шестьдесят три рубля шестьдесят три копейки!
– объявил Сопелка-секретарь.
– У нас у всех поровну. За тех, что сидят, я внесу.
– Очнись, - сказал Авдейка,
– Бери деньги. Это картошкины, мне дед разделил,
– Следующий!
– объявил Сопелка-секретарь, записав очередного брата.
Следующим поднялся Болонка с отпавшей челюстью, газетным свертком и бумажной денежкой, которую он пристроил у края фанерного листа.
– Десять рублей, - сказал он, с заметным усилием обретая дар речи.
– И еще два... две тысячи.
Болонка выронил сверток и повел потрясенным взором. Сопелка-секретарь развернул газету и пересчитал деньги, отрясая их от земли.
– Откуда у тебя?
– спросил Кащей.
– Сахан дал. Увидел меня - и дал.
– Вот это да!
– воскликнул любознательный Сопелка.
– Ай да Сахан, - протянул Кащей.
Сахан молчал и бледнел от одерживаемых чувств.
– Две тысячи!
– объявил Сопелка-секретарь.
– И еще десять рублей, - уточнил Болонка.
– Я их зарабатывал. Я Оккупантке Чувиле мешок на рынок таскал. Но я в нем дырочку сделал.
Кащей задумчиво глядел на перевязанный бельевой веревкой ботинок Сахана.
– Триста пятьдесят, - сказал Авдейка, опуская на фанеру деньги из двух кулаков.
– Десять тысяч, - произнес высокий лесгафтовский парень, передавая Сопелке-секретарю аккуратный сверток белой материи.
– Кого ограбили?
– спросил любознательный Сопелка.
Лесгафтовский не ответил.
– А мы больше собрали? А?
– спрашивал брата каверзный Сопелка.
– Они ведь нам враги, эти лесгафтовские. Нам больше надо.
Коротко стукнув в барабан, поднялся Сахан. Он нашарил в кармане сложенную пачку денег и передал Сопелке-секретарю.
– Тысяча, - сказал Сахан.
Кащей подобрал с земли выскользнувшую битку Сопелки-игрока и протянул Сахану. Тот слегка дернулся и быстро сунул монету в карман. Авдейка проследил за ней и увидел Лерку, который давно уже стоял за спинами никем не замеченный и ко всему равнодушный.
# # #
Неуловимая пелена окутала Леркино сознание, когда, прижав дуло к виску, он нажал на курок - и курок щелкнул.
Он снова нажал - и снова щелкнуло. Лерка не верил, нажимал и нажимал, до боли давя дулом на висок, - и внутри пистолета ворочалось, как крыса в пустом ящике. Шестая пуля исчезла, пистолет не стрелял. Лерка ощутил во рту привкус крови и бросил пистолет на стол.
В дверях кабинета стояла мать. Лерка пытался подняться из кресла, но тело не слушалось его. Он уперся в подлокотники, отчаянным усилием поднял себя на ноги и, пошатываясь, подошел к двери. Мать держалась за косяк и молчала.
Привычная беззаботность упала с ее лица, как маска, и Лерка словно впервые увидел ее. Она была мала в росте, суха, уязвима и исполнена целомудренного увядания. Лерка понял, как давно и безнадежно забыта она отцом, понял ее одиночество и беспомощность.
"Мама", - хотел сказать Лерка, но язык не послушался, он громко замычал, но мать, оглохшая от тревоги, не услышала его. Лерка махнул рукой, учась каждому шагу дошел до своей кровати и рухнул в нее со всего роста.