Песочный дом

Назаров Андрей

С отстраненным любопытством, как вскрытую лягушку в биологическом кабинете, оглядел Сахан сестру. Опять нашел в ней сходство с собой, только лбом Степка и разнилась - круглым, овечьим, идиотским.

– Встань, - сказал Сахан, - покажись.

Недоуменно хихикнув, Степка поднялась.

– Чего показывать?

– Все.

Степка расстегнула, развела полы черного халата. Тело ее, нагое и обильное, белело в полутьме кочегарки. "И не жрет ни черта, а прет из нее все это", - думал Сахан, внимательно рассматривая то, в чем было для него

сосредоточено все зло его жизни - бесстыдное, отвислое, бабье, - и не мог понять, чем это влечет Лерку.

– А ты?..
– спросила Степка недоверчиво.
– Ты хочешь, что ли?

Сахан сплюнул и ответил, дрожа от ненависти:

– Застегнись, дура. И пей. А дверь на ночь не затворяй. Поняла?

– Поняла, - послушно согласилась Степка. Она быстро втиснулась в халат, застегнулась и запела, обрушивая на фанерный стол град ударов:

Через пень, через пень,

Через колотушку

Девки деда целовали

В лысую макушку...

"Наладил гуляночку", - подумал Сахан и, усмехнувшись, выбрался из кочегарки.

# # #

Дождь кончился. Стояла густая июльская ночь.

Вся тягость человеческой жизни, привычно скрываемая днем, высвобождалась в ночи и заполняла комнату угрюмым храпом деда, стонами бабуси и невнятным бормотанием мамы-Машеньки.

Авдейка слез с кровати и бесшумно оделся. Вчера, днем, уже сговорившись с Болонкой и запомнив окно, он вдруг представил, как ограбленный Ибрагим плачет и бегает по двору в белье с развязанными тесемочками. Рассказать деду про Ибрагима Авдейка не решился, но почему-то вспомнил дядю Петю-солдата и показал папку с его рисунками. дед раскладывал рисунки по столу, как пасьянс, примериваясь к рассказу Авдейки, и наконец выложил ряд - от портрета самого дяди Пети до последнего, нестерпимого лица во весь лист.

– Вот так, - твердо сказал дед.
– Потому и ушел солдат.

– Куда?

– Куда - не скажу. Но вину на себе чувствовал, вот и ушел.

– А ты, дед, вину на себе чувствовал?

– Я, брат, много чего перечувствовал. Только нельзя чувству над собой власти давать - заморочит оно человека, совершить ничего не попустит, погубит вернее пули.

Авдейка не понял и решил думать про вину потом.

Дождавшись, пока все уснули, он вышел из дома, нашел Болонкино окошко и постучал. Болонка не отзывался. Авдейка стукнул сильнее, тогда бледная тень проступила на глянцевой темени и скрипнула оконная рама.

– Не спал, не спал, а вдруг уснул, - сообщил Болонка.

– Спички взял?

– Взял. И нож тоже.

– Ибрагима резать?

– Не резать, а так... Без ножа - не по правилам.

Болонка тяжело плюхнулся на землю и заковылял к цели. Под окном Ибрагима Авдейка присел, попытавшись поднять его, но Болонка не поднимался.

– Не могу, - сообщил он.
– Страшно очень.

– А на фронте не страшно?

Авдейка решительно обхватил Болонку и приподнял, помогая коленом. Створка окна легко отошла внутрь. Болонка отпрыгнул и шепнул:

– А если он дома?

– Ты же

сказал, в домоуправлении.

– А вдруг вернулся? Проверить надо. Я сбегаю мигом.

– Подожди, не надо бегать.

Авдейка отошел, взял с насыпи комок земли и бросил в окно. Донесся короткий удар, и земля прыснула по полу.

– Давай, - сказал Авдейка.

– Давай ты.

Болонка стал на четвереньки. Авдейка уперся ногой о его спину, схватился за раму и, обдирая колени, забрался в комнату. Было тихо. Пахло пылью и чужим жильем. Авдейка лег пузом на подоконник и втащил Болонку. Тот икал от страха, и в кулаке его гремели спички. Авдейка чиркнул. Осветился грязный пол, темные, страшные своей чуждостью предметы полезли в глаза. Спичка погасла. Предметы разбежались.

– Так не пойдет, надо лампу найти, - сказал Авдейка.

Нашли на столе лампу, зажгли фитиль, надели захватанное тусклое стекло. В пустынной комнате стоял топчан, обитый коричневой клеенкой, большой стол, табуретки, фанерный шкаф с посудой и сундук с железным кольцом на крышке.

– Что-то сабель не видно, - неуверенно сказал Авдейка.
– И вообще, как-то... не богато.

– Глупости. Это понарошку так.

Что-то ударило в лампу, и Болонка замер.

– Да не бойся ты, это мотылек.

– Вечно эти бабочки разлетаются, - недовольно заворчал Болонка. Он еще икал, но осваивался быстро.
– Здесь!
– Он показал на сундук.
– Хватай! В таких всегда деньги прячут. Тяжелый, гад, как же мы его унесем?
– спросил Болонка, обнимая сундук.

– Откроем и унесем по частям, - решил Авдейка, проникаясь его уверенностью.

Кольцо заскрипело, и крышка неохотно поддалась. Ударил в лицо тяжелый дух нафталина и чужого пота.

– Что это?
– спросил Болонка, вытаскивая ватник.
– А где деньги?

Вытянули груду лежалых вещей. Денег не было. Болонка, уйдя с головой в сундук, гулко икал.

– Есть, - страшно зашептал он.
– Золото. Этот, как его, не кирпич...

– Слиток? Врешь!

Болонка вылез из сундука и протянул к лампе странный металлический предмет.

– Утюг. Детский утюг без ручки, - определил Авдейка.
– Дурак ты, Болонка. И я дурак. И чего они все - богатый, богатый! Где это богатство?

– Знаю!
– Болонка оглушительно икнул.
– Здесь!
– Он подошел к топчану и тщательно ощупал коленкор.
– Вот! Деньги всегда в матрасах прячут, это только золото в сундуках - а откуда у него золото?

Авдейка подполз ближе, осадил Болонку на пол.

– Чего ходишь, из окна увидят.

Внезапно Болонка вскрикнул и полез в штаны.

– Хорошо укололся, а то бы забыл, - сказал он, вытаскивая нож.
– А ты все - "зачем нож, зачем нож". Затем.

Он воткнул нож в топчан и с треском разодрал коленкор.

– Тише ты! Щупай.

Запустив по локоть руки в свалявшуюся паклю, они молча шарили в тюфяке.

– Вот!
– вскрикнул Болонка, схватив Авдейкин палец.

– Пусти палец, дубина!