Пестрота отражений
Шрифт:
— Ты никогда не слышал о речных дочерях? — спрашивает Азамат, пока Хос молча гипнотизирует взглядом тарелку.
— Не-а, — буркает тот. — Вообще понятия не имею о таких. Как они хоть выглядят?
Я показываю ему всё тот же снимок. Хос изучает неведому зверушку в абсолютном недоумении.
— Никогда не видел, — наконец заявляет он. — И не слышал. Отец не рассказывал.
— Ну ладно, — я возвращаюсь к насущному вопросу, — так ты не знаешь чего-нибудь, что бы снимало боль? Например, если поранишься, может, какая-то травка
— Зализывать надо, — отрезает Хос. — Трава не поможет.
Зализывать — это, конечно, интересная мысль, вот только вряд ли Хос станет лизать Камышинку, да и не думаю, что это поможет в плане обезболивания. Я уже выясняла, что в слюне Хоса есть некоторые антисептики, и скорее всего, представление, что рану надо лизать, связано с этим.
— Думаешь, она не вынесет боли от разреза? — спрашивает Азамат озабоченно.
Я развожу руками.
— Она-то, может, и вынесет, кто её знает, какой у неё болевой порог. Хотя может и помереть от шока. Но тут ещё другой момент есть: я никогда не оперировала без анестезии, даже не представляю, как это делать. Ты подумай, она же будет орать и вырываться.
— Может, ей хримги выпить? — предлагает Азамат. — Чтобы заснула?
— Я думала об этом, — кривлюсь, — но кто её знает, как она отреагирует на алкоголь. Может, он для неё ядовит. А даже если нет, представь, вдруг она не заснёт, а опьянеет и начнёт тут… на столе танцевать? Операционном…
— А! — включается вдруг Хос. — Чтобы заснуть, есть грибы.
— Так-так-тааак, — поворачиваюсь я к нему. — Ну-ка поподробнее.
— Когда тяжело болеешь, — поясняет Хос, — надо есть бурые грибы. Тогда заснёшь на несколько дней, а проснёшься здоровым. Ну или хотя бы не таким больным.
— И где растут эти грибы? — спрашиваю я, вооружаясь планшетом с картой.
— Да везде, — отмахивается Хос. — Только… Они вырастают осенью.
— Подожди, о каких грибах ты говоришь? — хмурится Азамат, открывающий на своём буке справочник.
— Ну бурые, — поясняет Хос. — Такие, как стружка прозрачная из земли торчит.
Как следует полистав справочники, Азамат таки находит иллюстрацию, которую Хос узнаёт. Грибы похожи скорее на оборки из прозрачной желтовато-коричневой ткани или лепестки махрового цветка.
— Несъедобны, — читает Азамат, — лекарственной ценности не представляют.
— Ну это они для людей не представляют, — замечаю я, но Азамат вдруг сдвигает брови.
— Я их знаю, — говорит он. — Но они только через пару месяцев начнут вылезать.
Оппачки.
— А грибница?.. — спрашиваю я, хотя как я собралась искать грибницу незнакомого гриба, не зная точного места произрастания и даже без образца ДНК для сравнения?
— Не, — мотает головой Хос. — Надо вот эти лепестки сами. Но сейчас их нет.
— Может, кто-нибудь их сушит? — предполагаю я. — Знающие там или кто…
— Уже ищу, — откликается Азамат. — Но не похоже. Они даже не ядовитые, просто
— А как вы их едите? — уточняю я у Хоса. У хозяев леса нет уплощённых премоляров, которые бы позволяли пережёвывать растительную пищу, да и челюсти у них из стороны в сторону двигаются только в человеческом облике, да и то мало и плохо.
— Лижем, — удивлённо отвечает Хос, как будто его удивляет, что мне это не очевидно. — Ну, мелкие сосут. На вкус противно, но помогает проспать всю болезнь, лишь бы жира хватило. А то так во сне и сдохнешь от голода.
Я прикидываю, хватит ли жира Камышинке. Она вообще не толстая, не как столичные муданжки, но и не палочный человечек, как Арай. Нормальная рыхлая фигура, какая обычно бывает у сбалансированно питающихся рожавших муданжек. Надо надеяться, на несколько дней хватит. Не хотелось бы экспериментировать ещё и с глюкозной капельницей.
— Ничего не нахожу, — качает головой Азамат. — Никто не запасает эти грибы. У них даже внятного названия нет, поганки и всё. Не знаю, может, если я кину клич, кто и найдёт у себя, но вряд ли к сроку.
— Я могу кинуть клич, — предлагает Хос. — Пойду разбужу пару птиц, так быстрее выйдет.
С этими словами он перекидывается, подцепляет остатки баранины со своей тарелки и трусит на выход. Дверь перед ним открывается по датчику, а в коридоре я вижу тень Дорчжи, который так же трусцой следует за своим охраняемым объектом.
Азамат тоже провожает его взглядом, а потом выключает планшет.
— Тебе бы поспать подольше, — говорит он мне. — Завтра день будет тяжёлый, как бы дело ни повернулось.
Я киваю, хотя на душе неспокойно. Хочется бежать делать анализы, проверять на аллергии, оценивать состояние организма пациентки… Но что я там могу оценить? Плотность первичного бульона?
Поэтому, помаявшись совестью ещё с полчасика, всё-таки отправляюсь спать, наказав мужу не пускать ко мне утром мелкую ни под каким видом. Завтра мне и без неё бесенят хватит.
Мои нервы принимают форму длиннющего опросного листа, которым я донимаю Камышинку всё то время, что мы ждём вестей от Хоса. Он как упорол вчера на ночь глядя в лес, так и не возвращался. Телохранители с ним только по городу ходят, в лесу он сам с усам.
Я планомерно выясняю, что новорожденная девочка может дышать на воздухе так же, как и в воде, поэтому мы решаем пока с аквариумом не заморачиваться, а ограничиться срочным заказом переноски из армированного акрила, потому что, я подозреваю, на руках это существо долго не усидит.
Слегка за полдень Камышинка начинает намекать, что не отказалась бы чего-нибудь съесть, но я запрещаю её кормить перед операцией. Чача воспринимает этот запрет без энтузиазма — и я понимаю, почему. Зубки у его супруги с течением времени как-то подозрительно заостряются.