Пьесы. Том 1

Ануй Жан

АНТИГОНА. Да, все.

Уходят. Появляется ЭВРИДИКА. Потом КРЕОН и ХОР.

ХОР. Понимание заключается не в том, чтобы разгадать тайну, но в том, чтобы ее принять, и насладиться жизнью, и жить с нею - жить ею самой, жить благодаря ей. Мне бы хотелось, чтобы мои слова свободно плыли, как плывет, не ведая маршрутов, сам мир, в своем петляющем движении попадая на совершенно непредсказуемые широты и долготы, оказываясь в незнаемых наперед условиях и климатических поясах, сталкиваясь с измерениями, которых никто не исчислит. Заранее признаю

свою неспособность осуществить этот идеал. И меня это нисколько не удручает.

КРЕОН. В некоем высшем смысле сам мир заряжен неудачей, он представляет собой совершенный образ несовершенства, он есть осознание провала. Когда это понимаешь, провал перестает ощущаться.

ХОР. Ну, для Антигоны все кончено. Теперь наступила очередь Креона. Им всем суждено пройти этот путь. Вбегает ВЕСТНИК. «Царица! Где царица?» Зачем она тебе? Что ты хочешь ей сообщить? «Ужасную весть, не успели Антигону бросить в пещеру, не успели еще привалить последние камни, как вдруг до Креона и всех, кто стоял рядом с ним, донеслись из могилы жалобные крики. Все умолкли и стали прислушиваться, потому что то не был голос Антигоны. Вновь жалобный крик донесся из глубины могилы... Все посмотрели на Креона, а он обо всем догадался первым, он уже все знал раньше других и закричал как безумный: „Прочь камни! Прочь!“ Рабы бросаются оттаскивать камни, а с ними царь, весь в поту, руки разодрал в кровь. Наконец камни сдвинуты, один из них, самый маленький, упал в могилу. А там они лежат в огромной луже крови, и он обнимает ее».

КРЕОН. Я велел положить их рядом. Их обмыли, и теперь они лежат, словно отдыхают, только чуть бледные, но лица их спокойны. Как новобрачные наутро после первой ночи... Для них все кончено.

ХОР. Но не для тебя. Тебе предстоит узнать еще кое-что. Эвридика, царица, твоя супруга...

КРЕОН. Добрая женщина, без конца говорит о своем саде, о своем варенье, о своем вязанье, об этих фуфайках для бедняков. Прямо удивительно, сколько беднякам требуется фуфаек! Можно подумать, что они ни в чем другом не нуждаются...

ХОР. Нынешней зимой фиванским беднякам будет холодно, Креон!

ЭВРИДИКА. Узнав о смерти сына, царица сначала довязала ряд, потом не спеша, как она делает все, и даже спокойнее обычного отложила спицы. После этого она прошла в свою комнату, благоухающую лавандой, с вышитыми салфеточками и плюшевыми подушечками, чтобы там перерезать себе горло, Креон. Сейчас она лежит на одной из ваших старомодных одинаковых кроватей, на том самом месте, где однажды вечером ты видел ее еще совсем молоденькой девушкой, - и с той же улыбкой, может быть, чуть-чуть более грустной. Если бы не большое кровавое пятно на подушке у шеи, можно было бы подумать, что она спит.

КРЕОН. И она тоже... Они все спят. Ну что ж. Тяжелый выдался день. (Пауза. Глухо.) Как хорошо, должно быть, уснуть.

ХОР. И теперь ты совсем один, Креон.

КРЕОН. Да, совсем один. (Пауза. Кладет руку на плечо прислужника.) Мальчик!

ХОР. Что, господин?

КРЕОН. Вот что я тебе скажу. Они этого не понимают.

Когда перед тобой работа, нельзя сидеть сложа руки. Они говорят, что это грязная работа, но если мы не сделаем ее, кто ж ее сделает?

ХОР. Не знаю, господин.

КРЕОН. Конечно, не знаешь. Тебе повезло! Никогда ничего не знать - вот что было бы лучше всего.

ХОР. О да, господин!

КРЕОН. Пять часов. Что у нас сегодня в пять?

ХОР. Совет, господин.

КРЕОН. Ну что ж, раз назначен совет, пойдем на совет.

КРЕОН выходит.

ХОР (подходя к авансцене). Вот и все. Теперь все кончено. Те, кто должны были умереть, умерли. И те, кто верили во что-то, и те, кто верили совсем в другое, и даже те, кто ни во что не верили и попали в эту историю, ничего в ней не понимая. Все одинаковые мертвецы - застывшие, бесполезные. А те, кто остались еще в живых, понемногу начнут забывать их и путать их имена. Все кончено. Антигона обрела покой, грустная тишина воцарилась в Фивах и в опустевшем дворце, где Креон станет ждать своей смерти.

Приглашение в замок

Действующие лица

Орас,

Фредерик - близнецы

Г-жа Демерморт - их тетка

Леди Доротея Индиа - их двоюродная сестра

Диана Мессершман

Мессершман - богатый банкир, отец Дианы

Патрис Бомбель - его секретарь

Роменвиль - светский человек

Изабелла - фигурантка из «Гранд-Опера»

Мать Изабеллы

Мадемуазель Капюла - компаньонка г-жи Демерморт

Жозюэ - дворецкий

Действие первое

Зимний сад в стиле рококо, выходящий прямо в парк: желтая плюшевая обивка, много зелени, много стекла, кованое железо. Входят дворецкий Жозюэ и Орас. У Ораса внешность юного прожигателя жизни. Он курит толстую сигару.

Орас. И сегодня ночью та же история?

Жозюэ. Как это ни прискорбно, мсье Орас, увы, - это так.

Орас. Он снова провел ночь под ее окнами?

Жозюэ. Да, мсье Орас. Хочешь не хочешь, от правды никуда не денешься: вот уж пятую ночь мсье Фредерик устраивает себе ложе в зарослях рододендронов у подножия статуи Калиопы с южной стороны левого флигеля. Наутро садовник обнаруживает разоренные клумбы, а горничная - несмятую постель в спальне. Вот уже пятый день я стараюсь успокоить обоих, из кожи вон лезу, на части разрываюсь, но шила в мешке не утаишь, уж такой это народ: не сегодня-завтра языки у них развяжутся, и госпожа все узнает.

Орас. Жозюэ, вы были когда-нибудь влюблены?

Жозюэ. Вот уж тридцать лет я имею честь состоять на службе у госпожи Демерморт, мсье Орас. К тому же теперь я слишком стар.

Орас. Ну а раньше?

Жозюэ. Я был слишком молод.

Орас. А я, милейший, в самой поре и влюблялся частенько, но так по-дурацки, как мой брат, - никогда.

Жозюэ. Мсье Фредерик влюблен как юноша.