Петербургские апокрифы
Шрифт:
Было жарко, приторно пахло горячим асфальтом.
Из всех петербургских улиц Чугунов помнил один адрес: Казанская, 10.
Еще сам хорошенько не зная, для чего он это делает, князь сел на подкатившего извозчика и велел везти себя на Казанскую. Уже на шумном Невском смущение овладело Чугуновым.
Он понимал, что неудобно ехать к Тулузовым, главное же, что пугало его, это насмешливый взгляд Наташи, которым, конечно, встретит она его неожиданное появление. Тогда, на острове, она ничего не ответила на его признание; даже слышала ли она его или нет, князь не знал. Он ездил прощаться,
Они весело смеялись о чем-то, и, как видение, промелькнула тогда Наташа перед князем. Она ласково ответила на поклон Чугунова. Тот хотел остановить лошадей, что-то крикнуть, но, увидев рядом с Наташей улыбающееся надменно-красивое лицо Лазутина, ничего не сделал.
Только у самых ворот усадьбы Маровских, к великому удивлению кучера, велел повернуть обратно.
На другой день Тулузовы уехали, и князь не видел больше Наташи, не знал, как встретит, как взглянет она на него. Он ждал этой встречи и боялся ее.
Около Казанского собора{286} Чугунов совершенно неожиданно остановил извозчика, расплатился с ним и, войдя в сквер, опустился на скамейку.
Он чувствовал небывалую слабость, дрожали ноги, кружилась голова.
Было очень жарко; по желтому песку бегали дети; журчал фонтан. Садовый сторож несколько подозрительно оглядывал этого плотного молодого человека, уже более получаса сидящего неподвижно с закрытыми глазами.
— Какими судьбами, князь, и что вы здесь делаете? — раздался удивленный голос, заставивший вздрогнуть Чугунова и открыть глаза.
Перед ним стоял невысокого роста человек, с черной небольшой бородкой, быстрыми веселыми глазами и лысиной во всю голову.
Он был в светлом костюме и обмахивался соломенной шляпой.
— Monsieur L'eonas!{287} — воскликнул удивленно и радостно Чугунов, узнав своего бретонского соседа, с которым так дружно прожили они прошлое лето.
Тот немножко поморщился от французского восклицания князя, и только сейчас Чугунов заметил странность, что французский журналист L'eonas говорит на чистейшем русском языке.
— Вы заспались, батюшка, и позабыли, что зовут меня Василий Петрович Дернов.
— А как же… — начал было князь.
— Ах, как вы несносны в своем бестолковом любопытстве! — досадливо промолвил Дернов. — Напрасно я и подошел-то к вам, а еще сын хладнокровного Альбиона,{288} можно сказать.
— Я так рад нашей встрече, — сконфуженно улыбался Чугунов, не выпуская руки Дернова.
— Ну, и я очень рад, только о господине Леонасе, прошу вас, забудьте; никогда ничего подобного не было, а вот Василий Петрович Дернов, свободный художник, тихо и мирно живет на 9-й линии Васильевского острова и очень рад будет повидать у себя князя Чугунова и побеседовать с ним.
— Благодарствуйте. Я ужасно рад вас встретить. Я сегодня приехал в Петербург и чувствовал себя так одиноко, — произнес Чугунов.
— Ну, отлично, — я беру вас под свое покровительство, если хотите.
Василий Петрович посмотрел на часы, заторопился и побежал быстрой, подпрыгивающей походкой.
Чугунов помедлил несколько секунд на тротуаре, не зная хорошенько, в какую сторону ему пойти.
Деловито шмыгали люди в котелках, с портфелями, проплывали дамы в огромных шляпах с детьми или собачками, неслись будто на пожар экипажи, пронзительно звенела конка.{290}
Отвыкший от всего этого шума, Чугунов стоял слегка ошеломленный.
Уже несколько человек толкнули князя; что-то подозрительно прошипела высокая злая старуха.
Вдруг прямо на Чугунова вынырнула из-под извозчика Наташа. Она была вся голубая. В голубом костюме, в сиреневой шапочке из фиалок, надвинутой почти на глаза, отчего совсем детским казалось ее слегка побледневшее лицо.
Наташа нисколько не была удивлена встречей.
— Здравствуйте, Михаил Васильевич. Я вас еще с той стороны Невского заметила и перебежала. У вас такой растерянный вид.
Она говорила просто и дружески.
Князь же от волнения не находил слов.
— Проводите меня, если вы не торопитесь, — промолвила Наташа, чуть-чуть улыбаясь его смущению, и сама положила свою руку на рукав князя. — Так душно в городе. Зачем вы так рано приехали?
Но Чугунов отвечал так смутно на все вопросы, что Наташе пришлось говорить всю недалекую дорогу одной.
— Я не зову вас сейчас к нам, так как меня, вероятно, ждет уже портниха, а потом мы должны ехать с мамой к тетке, но я буду очень, очень рада, если вы в самом скором времени зайдете к нам.
Она ласково улыбнулась и исчезла в подъезде огромного коричневого дома.
О, каким милым показался Чугунову этот безобразный мрачный дом.
Долго бродил Чугунов по каким-то улицам и переулкам. Эти две встречи, столь странные и неожиданные, поразили его. Очнулся князь уже на Вознесенском проспекте, чуть было не попав под ломовика.{291} Взглянув на часы и увидав, что уже около трех, он нанял извозчика и поехал на поплавок, где Василий Петрович, просматривая газету, с аппетитом ел раков.
Они пообедали на балкончике, выходящем на Неву.
— Отчего вы имеете такой удрученный вид? — спросил Василий Петрович. — Вам не нравится Петербург?
— Очень нравится, только так странно проходит первый день. Я даже представить не мог, что встречусь с вами здесь, и потом… — Чугунов не кончил, задумчиво глядя на сверкающую воду и белевшую напротив Петропавловскую крепость.
— Да, вы поймете и увидите в Петербурге многое, чего совсем не ожидали. Ведь недаром же это самый фантастический город на земном шаре,{292} — сказал Дернов без обычной усмешки.