Петербургские романтические новеллы
Шрифт:
В последующие два месяца в жизни Александры произошли большие перемены. Ей повезло устроиться на хорошую работу, правда, кататься приходилось на метро в другой конец города. Наконец она купила новое пальто, сделала модную причёску. Кто-то тайно оставлял в её кабинете цветы. Александра догадывалась кто, а в начале июня она была приглашена на спектакль в Мариинский театр. Билеты были дорогущие.
– Хорошие места я взял, да? – шепнул ей тот, кто почти каждый день оставлял в её кабинете цветы.
Свет погас. В конце первого действия он вдруг срочно по делам службы вынужден был покинуть Александру, извиняясь, целовал ей руку, но женщине без него стало как будто свободнее, словно она расстегнула верхнюю
Спектакль закончился. На телефоне высветилось много неотвеченных звонков. Все – от него. Она перезвонила, посмеялись, пообещала, что возьмёт такси. Но, когда Александра вышла из дверей театра на улицу, услышав звон приближающегося трамвая, машинально села в него.
– Трамвай идёт только до площади Тургенева, – сказала, зевая, кондуктор.
– А дальше? – спросил кто-то из пассажиров.
– Дальше ждите следующий трамвай.
Александра, как и все, сошла на площади Тургенева. Трамвай, звеня, обогнул площадь и растворился за деревьями.
– Саша! – чей-то мужской голос громко позвал её по имени.
Она вздрогнула и обернулась. К ней на секунду вернулось то живое ощущение снежной лёгкости, которое она испытала четыре месяца назад, зимой, сев в трамвай по тому же самому маршруту. Но тот, кто крикнул, был незнакомым мужчиной в спортивной куртке, который смотрел в другую сторону, а может, и вовсе ничего не кричал.
Прошло несколько лет. Трамвайные пути по улице Глинки и на Театральной площади демонтировали. За Мариинским театром построили его новый корпус, роскошный и ультрасовременный внутри, с подсвеченными стенами из итальянского слепяще-жёлтого оникса, на фоне которого люди превращались в тёмные силуэты, похожие на мишени в прицеле солярных декораций и света люстр с кристаллами Сваровски [14] . Но само здание, снаружи облицованное коробками из юрского мрамора, напоминало ангар, от вида которого у петербуржцев стыла в жилах кровь. Ко всему прочему стеклянный переход, как в аэропорту от здания к самолёту, соединивший старую и новую Мариинку, одним концом пробил исторический простенок между окнами, перечеркнув всю перспективу Крюкова канала как со стороны Никольского собора, так и со стороны Новой Голландии. Теперь там, говорят, маленькая узкая дверь.
14
Вторая сцена Мариинского театра, расположенная по адресу: улица Декабристов, дом 34, была возведена за 2008–2013 годы на месте снесённых в 2005 году исторических зданий.
Конечно, хрупким балеринам не надо больше перебегать по улице от здания к зданию, но, если б спустили этот стеклянный мост под Крюков канал, плыли бы прекрасные лебеди в пачках на глубине двух метров, не нарушая гармонии стройных линий и красоты вечного полёта. Или, обнаружив, что допустили ошибку в расчётах, отстегнули бы от исторической стены этот новострой, как пиявку. Но его, видно, стало жальче. Иногда кажется, что старое здание Мариинки быстрее сползёт в канал, чем новое. Кстати, говорят, что этот мост-переход уже окрестили седьмым по счёту мостом через Крюков канал, только названия ещё не придумали. Может, и не надо. Остаётся надеяться, что история сама всё расставит на свои места: либо примет, либо перестроит, либо снесёт, как снесли под строительство новой ямы школу 1930-х годов, доходный дом и сталинский Дворец культуры.
Странно было только то, что Александра до сих пор не могла забыть ту случайную встречу в трамвае,
2013
За васильками
В туманном движется окне…
После того как мать Алисы в четвёртый раз вышла замуж, а Алису отправили на дачу к бабушке, и свой пятый день рождения девочка отмечала среди кур, яблонь, соседок бабушки по участку и семилетнего Кирюши – очень милого кудрявого мальчика, который прокрался на кухню и слизал с бисквитного тортика «Подарочный» все орешки, потом свалил всю вину на именинницу, да ещё подкараулил за сараем и больно ущипнул за бок, и всячески потом старался испачкать её светлое платьице садовой грязью, – Алиса поняла… В целом она поняла, что мальчики – народ привлекательный, но от этого и все неприятности: сначала стараются понравиться, а потом поворачиваются спиной или смеются над порванным платьем. Поэтому, достигнув двадцатипятилетнего возраста, она не спешила выйти замуж, не проверив своего избранника на предмет хорошо замаскированной мужской агрессии, – при этом очень хотела быть счастливой.
Жила Алиса в старом доме на улице Гороховой. Такие дома раньше называли доходными. Квартира была с окнами на улицу и во двор, глухой, одетый в камень колодец с проходной аркой в следующий закрытый двор. Крикнешь в таком колодце – эхо разнесётся до самых верхних этажей, до голубей, гурчащих на ветхих карнизах. Если посмотреть снизу вверх, можно увидеть, что углы крыш очерчивают геометрическую фигуру, чем-то похожую на раскрывшую крылья бабочку; в белые ночи она пуста и прозрачна, а в августе, когда уже темно, наполняется звёздами. В кухонное окно, выходившее во двор, Алиса почти никогда не выглядывала. Там не было жизни, разве что по весне и в раннее бабье лето выли коты.
Алиса спешила, оттого нервничала, пытаясь закрыть дверь своей квартиры, но ключ снова плохо проворачивался в замке. Она попробовала нащупать правильный нажим для оборота, как это получилось в прошлый раз, и краем глаза заметила, что дверь квартиры напротив, в которой вроде никто и не жил, приоткрыта. На площадке лестничного пролёта чиркнуло колёсико зажигалки, и ноздри девушки мучительно напряглись, как крылья ужаленной птички.
«Вот гад, – сердито подумала она. – Выйди ты на улицу и кури».
Алиса терпеть не могла курящих людей. Она оставила дверь с ключом в замке и вышла к лестнице. Лицом к окну, широко расставив ноги на метлахской плитке девятнадцатого века, стоял мужчина.
– Вы могли бы не курить? – сказала Алиса.
– Не мог бы, – ответил мужчина, даже не повернувшись. У него оказался низкий баритон, окрашенный томным драматическим звучанием неопохмелившегося человека; слова как бы волочились вместе с голосом, подобно тому, как бархатный шлейф тянется по винтовым ступеням за представителем сил зла, который вышел в своём устрашающем повседневном гриме на открытую площадку замка.
– А не хамить не могли бы? – тон Алисы уже содержал сарказм и пренебрежение.
Мужчина повернул в её сторону голову, не меняя позы, выпустил клуб дыма и стал разглядывать девушку. За эти доли секунд вынужденной паузы Алиса поняла… да, в целом она поняла, что он ей неприятен: его волосатые длинные ноги в шортах-милитари до колен, смуглые плечи, окантованные лямками тёмно-зелёной неглаженой майки, волосы, ершащиеся на голове, словно он только что отнял голову от подушки; густая борода, нос со свежей ссадиной и сщученные в щели тёмные, с едким фиолетовым отсветом глаза.