Петербургский сыск. 1870 – 1874
Шрифт:
– Теперь, господа, для продолжения розысков я должен проверить некоторые факты, которые прольют свет на нынешнее преступление. Надеюсь, до скорого свидания, разрешите откланяться.
По приезде Путилин направил одного агента в Белоостров, чтобы проверить крестьян, а заодно и разузнать по какой причине столь спешно уехал один из поденщиков. Казалось, странным, что найдя работу. он ни с того, ни с сего сорвался домой.
Жукова же отправил проверить молодого Верховцева, ведущего довольно подозрительную праздную жизнь, не появилось ли
Штабс—капитан Орлов, агент, посланный в Белоостров, чтобы проверить крестьян, отнесся к поручению со всей серьезностью и ответственностью, как был приучен службой в армейских частях.
Сперва, он посетил старосту, чтобы расспросить подробнее о каждом из четырех.
Тот оказался довольно молодых лет мужчиной с иссиня—черной бородой, лопатой ниспадавшей на грудь. При разговоре крутил ус и с недоверием посматривал на штабс—капитана, словно оценивал, стоит сыскному агенту поведать все или, как думал – «погодить».
– Я приехал не ради любования ваших полей, – Орлов возвышался над старостой, который, видимо, не страдал чинопочитанием. Дом был справный, в два этажа, огороженный высоким забором с новыми только поставленными воротами.
– Чаю? – заглянула молодая девушка в горницу, но староста так на нее глянул, что она поспешила скрыться.
– Ваше Благородие, вы присаживайтесь, – староста указал рукой на лавку.
Василий Михайлович тяжело вздохнул и опустился на скамью, опершись рукой о столешницу.
– Может, в самом деле, чаю откушаете?
– Не откажусь, – с таким же вздохом промолвил Орлов, понимая, что староста испытывает его на заносчивость, видимо, местный становой не жалует крестьян.
– Машка, – крикнул староста, в проем двери снова заглянула молодая девушка, Василий Михайлович отметил, что она покраснела, когда он на нее посмотрел, – чаю и живее.
Орлов не успел рукой глаз протереть, как на столе в мгновение ока появился самовар и по горнице распространился запах тлеющей березы, несколько мисок с пирогами.
– Не побрезгуйте, – мужичок хитро улыбался и только после того, как Василий Михайлович налил из пышущего жаром второй стакан, произнёс, – спрашивайте, Ваше Благородие, что хотели узнать?
– Василий Михайлович, – сказал Орлов, прихлебывая из стакана.
Староста кивнул головой.
– Теперь—то поведаешь про четверых жителей деревни?
– Почему хорошему человеку и не рассказать, подались они в город с месяц тому, хозяйства у них не ахти, вот и решили денег немного подзаработать. Васька, это который вернулся, самый шебутной, вечно шутки—прибаутки, только что девок щупать и горазд, за что и был бит неоднократно. Вот он и решил в город поехать, да остальных дурней с собой увез. Мне—то что? Забот меньше.
– А что ж он вернулся?
– Не говорит, только вот какой день пьянствует и мужиков угощает.
– Что денег
– Уж это мне не ведомо, спросил его один раз, так он в ответ, захочу, говорит, еще будет, мне теперь отказу нет, хватит, еще добавил, спину гнуть.
– Оставшиеся приезжали в деревню?
– Нет, не видно их было.
– Где сейчас Васька?
– Дома после гулянки, наверное, спит.
– Придется мне его с собою забрать и обыск учинить, правда, без бумаги.
– Помочь помогу, а что он там, в столице, сотворил, если по его душу из сыскной приезжают?
– Может быть, причастен к краже.
– Не все коту масленица, доигрался Васька, – и староста покачал головой, – я его сорванца с детства предупреждал.
Ваську погрузили в бесчувственном состоянии в телегу, выданную старостой, и повез его Василий Михайлович на Большую Морскую, где едва передвигающего ноги, провели в камеру.
– Возвратился Василий Петров несколько дней назад с деньгами, мужиков начал спаивать, – докладывал Василий Михайлович, – кроме шестидесяти трех рублей в доме у него ничего обнаружить не удалось.
– Значит, если посмотреть, то со ста рублями он вернулся, если, конечно, не припрятал украденное, где—нибудь еще.
– Как мне о нем рассказали, бесхитросный парень, правда, без царя в голове и, если бы спрятал, то непременно в доме. Матери по приезде дал «красненькую», как она сказала, что и на то не рассчитывала.
– Проспится, допрошу, – сказал Путилин, – ну, а у тебя, Миша, что за новости?
– В последние дни Верховцев—младший ведет себя, как обычно, деньгами не сорит, жалуется, что отец не выдает в нужном количестве.
– Так и более ничего?
– Нет, поведение не изменилось, а вот у его приятеля Галкина деньги неожиданно появились, хотя сам из мелкопоместных и перебивался с хлеба на квас.
– Здесь, может быть, из других источников, – Иван Дмитриевич скрестил руки на груди.
– Мне староста говорил, что Петров хвастался, захочу, говорит, еще деньги будут, мне теперь отказу нет.
– Вот, что, господа, – Путилин обратился к агентам, – доставьте—ка сегодня, нет завтра, сегодня Петров едва ли проспится, Верховцева —младшего и его приятеля в одиннадцать часов в квартиру господина Кособрюхова, там мы все и выясним.
На следующий день в гостиной Николая Фомича собралось небывалое по количеству народа общество, никогда столько не было в этих стенах.
Верховенцев– младший сидел на стуле и, казалось, с высока поглядывал на остальных, вроде бы спрашивая, что вам от меня надо. Завитые темные волосы смотрелись, словно парик, глаза сверкали, и бледные руки с тонкими пальцами лежали на коленях. Его приятель в потертом сюртуке, давно вышедшем из моды, нервически поглядывал на незнакомых людей.