Пётр и Павел. 1957 год
Шрифт:
Валентина Ивановна не могла говорить: горло её перехватил спазм.
– Мама!.. Что с тобой?.. Мама!.. – Пётр бросился к материнскому креслу, стал рыться на столике среди лекарств, отыскивая нужное.
Алексей Иванович взял сестру за руку.
– Валечка!.. Валюша!.. Нельзя же так!..
– Мама, вы не должны так волноваться! – Зинаида налила в стакан "Нарзана" и протянула свекрови. Та отвела её руку.
– Никому я ничего не должна, Успокойся, – и, положив под язык таблетку валидола, объяснила всем, чем вызвана такая её реакция. – Тараска Шевчук мужа моего – раба Божьего Петра, Царство ему небесное, как младенца малого, на руках к могиле отнёс и на гроб Никодима Родионова кинул.
– Не знаю… – опешил Петров. – Я внимания не обратил…
– Отец Пётр крестил Тараску… И не ведал, миленький мой, когда в крестильный чан младенца опускал: палача своего крестит!..
– Господи! Помилуй нас, грешных!.. – тихо проговорил Алексей Иванович.
– Я-то думала, он нынче в больших начальниках ходит: до того, как Веньку арестовали, при нём был неотлучно, а этот, подумать только, в бандюки подался!.. С чего бы это?.. – недоумевала Валентина Ивановна.
– Большие деньги растратил, – объяснил Петров. – Под следствием был, и грозил ему срок немалый. Но не стал Тараска суда дожидаться, сбежал. Только в конце сорокового, перед самой войной, его изловили. Но и тут повезло прощелыге!.. Дали ему семь лет, и всю войну Малыш в лагере отсиделся. Оно, конечно, тоже не подарок, но всё-таки живым остался. На фронте бы сразу убили при его габаритах-то. В сорок пятом вышел по амнистии в честь Победы, а в сорок седьмом опять загремел: магазин пытался с подельниками ограбить, да сторож их заметил и шумнул, на свою голову. Тараска старику глотку перерезал. Полтора года мы его ловили и поймали-таки!.. Я думал, всё – каюк Малышу!.. Куда там?!.. Суд всего пятнашку дал, учёл его прошлые заслуги: двадцать лет безупречной службы в органах ОГПУ. По моим расчётам, не ранее, чем через пять лет, он должен был на волю выйти. Но, поди ж ты, нашлась какая-то "добрая душонка": второй раз убийца и грабитель под амнистию попал!.. Но ничего, погоди, Малыш, радоваться!.. На этот раз я не только тебя, я всю вашу шатию-братию под "вышку" закатаю!..
– Вы же собирались рапорт подавать! – остановил его Алексей Иванович.
– С рапортом маленько подождать придётся. Сначала надо дело доделать, – заключил суровый милиционер. – Падаль эту с лица земли подальше убрать необходимо.
– Я его хорошо помню, – нахмурившись, сказала Валентина Ивановна. – Славный парень был… Такой застенчивый… Очень силы своей стеснялся… Бывало, спросишь его: "Тараска, ты сколько пудов поднять на спину можешь?" "Скоко скажете, стоко и подыму", – и зардеется, как красна девица. Часто краснел…
– Не понимаю, – покачав головой, как бы самой себе, сказала Зинаида. – Как может добрый застенчивый человек извергом стать?..
– Это его Венька с панталыку сбил! – зло проговорила Валентина Ивановна. – Если бы не этот гадёныш, краснел бы Тараска до сей поры и оставался бы тихим незлобивым парнем.
– Безнаказанное убийство развращает, это верно, – согласился Алексей Иванович. – То ли я где-то читал, то ли от кого слышал, не помню, но говорят, будто стоит человеку раз убить, и появляется у него в организме такой… как бы вирус убийства. И если в зародыше этот вирус не уничтожить, заражает он всего человека, целиком. Более того, у него уже появляется такая потребность – убивать. Ну… примерно, как табак… Только пострашнее…
– Странно как… – тихо проговорила Капитолина, – у Петра Петровича день рождения, юбилей… а мы только о смерти говорим. Нехорошо это как-то…
– Напротив, – возразил ей Алексей Иванович, – человек о смерти всё время должен думать. Только тогда от разных
– И ты тоже почтальоном заделался?!.. – удивился старший Троицкий.
– И я… А кто ещё? – в свою очередь изумился Богомолов.
– Кирюша Родионов в гостиницу ко мне заходил и тоже письмо от батюшки передал.
– Ну, надо же!.. Два письма кряду!.. Видать, очень он за тебя волнуется. Когда мы с ним на перроне расставались уже, вдогонку крикнул мне: "Павла береги!" Не знаешь, от чего я тебя беречь должен?.. – Алексей Иванович достал из кармана письмо, протянул Павлу.
– Кажется, догадываюсь… – вскрыл конверт, стал читать.
– Мне-то скажи по секрету?.. Я как-никак задание получил…
– Погоди, дядя Лёша, обязательно скажу… Но только попозже. Ладно?..
Неожиданно зазвонил телефон. Пётр снял трубку.
– Я вас слушаю… Да, это я… Конечно, конечно!.. Он здесь, – и протянул трубку следователю. – Вас… Кто-то из сослуживцев.
– Аллё!.. Капитан Петров слушает… – и вдруг изменился в лице. – Что?!.. Не может этого быть!.. Побожись!.. Ну, и дела!.. Понял… Понял… Машину выслал?.. Через пять минут буду! – бросил трубку на рычаг телефонного аппарата, обернулся к остальным и пояснил. – Вениамина Генкина кто-то во дворе дома сестрицы его на груше повесил. Циля весь вечер пыталась вам дозвониться… Что у нас в городе творится сегодня?!..
Свихнуться можно!..
– Вот оно!.. Свершилось!.. – торжествовала Валентина Ивановна. – Наконец-то, гадёныш то, что ему причиталось, получил!.. Сполна!.. Благодарю тебя, Господи!..
– Сестра!.. Опомнись!.. – Алексей Иванович даже перекрестил её. – Человека убили, а ты радуешься?!..
– Одной гнидой на земле меньше стало!.. – не сдавалась старуха.
– Капитолина, завтра утром к девяти подходите в гор отдел милиции, – уже в дверях попросил домработницу Петров. – На улице Коммунаров… Знаете?.. Надо показания ваши официально оформить. На входе скажете, что вы ко мне, а я дежурного предупрежу. Второй этаж, комната двадцать восемь.
Лишь только за милиционером закрылась дверь, Зинаида всплеснула руками.
– А у нас со стола до сих пор не убрано, и грязной посуды – целая гора!..
– Вы идите, – попросила Капитолина. – Я уберу.
– Этого ещё не хватало! – запротестовала хозяйка. – После всего, что тебе сегодня пережить пришлось…
– Ну, пожалуйста!.. Я вас очень прошу!.. – Капа не просила, умоляла. – Мне сегодня всё равно не уснуть, а так… Я хоть делом займусь…
– Оставь девчонку в покое! – властный голос Валентины Ивановны исключал любые возражения. – Она права!.. Подойди ко мне, – ласково, по-матерински обратилась она к своей помощнице. – Наклонись, – та повиновалась. – Дай-ка, я тебя поцелую!..
И, взяв голову девочки в свои старческие ладони, поцеловала троекратно и не спеша наложила на неё крест.
– Храни тебя Создатель!.. Алёшка, тебе в кабинете у Петра постлано. Ты, Павел, здесь на диване устраивайся, Зинаида тебе сейчас постель принесёт…
Она не договорила: из прихожей раздались громкие квакающие звуки, а вслед за этим в дверях появился и сам их источник. Тело Костика сотрясалось от чудовищной икоты. Только он открывал рот, чтобы произнести что-нибудь членораздельное, как изо рта его вырывался то ли рёв, то ли стон, тело дёргалось непроизвольно в разные стороны, и что-нибудь вымолвить у него никак не получалось.