Пётр и Павел. 1957 год
Шрифт:
– Ну что ж, милости просим, гости дорогие! – Алексей Иванович был искренне удивлён, в каком составе они пожаловали к нему. – Стало быть, и вы в этой операции участие принимали?
– Я Егора Евсеевича с тыла прикрывал, – покраснев, признался Иосиф.
– А ты, Никита Сергеевич, наверное, в засаде сидел?
Никитка затравленно, изподлобья посмотрел на хозяина дома. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке.
– Ничего подобного, нигде я не сидел…
Но членораздельно объяснить, как он попал в дом своего заклятого врага, так и не смог.
– Меня Егор Евсеевич… Он меня с собой прихватил, чтобы, значит, я… у вас… сегодня переночевал…
– А
– Я ему то же самое говорю. Не верит, – Егор сокрушённо вздохнул.
– Ладно, топайте в сени, герои, – Алексей Иванович был явно тронут заботой Егора о сохранности его имущества. – Сначала умойтесь, а я пока соображу, во что вас переодеть, – и вдруг предложил. – А может, баньку истопить? А?.. Хорошего пара, конечно, не полупится, но через часок, а то и раньше горячая вода будет, – и не дожидаясь ответа, скомандовал: – Никита Сергеевич, хватай вёдра и марш по воду!
Часа через полтора, помывшись, они вышли в предбанник. На лавках лежала сухая чистая одежда, Галина собрала на стол кое-какую закусь, а Алексей Иванович, изменив своим строгим правилам, поставил початую бутыль самогона.
– А ведь я всегда знал, у такого человека, как ты, заначка всенепременно должна быть, – Егор потирал руки от удовольствия и радовался, как ребёнок. Сегодняшний вечер, начавшись с позорного конфуза, судя по всему, обещал впереди немало приятных сюрпризов.
– Вы тут выпивайте, закусывайте, а я пойду постираю, – председательница собрала сваленную в угол грязную одежду и пошла в баню.
– Галина Ивановна, напрасно вы так безпокоитесь, – попробовал возразить Иосиф, но дверь за ней уже закрылась.
– Ну, мужики, – Егор разлил самогон по стаканам. – За твоё счастливое освобождение, Лексей!.. Я грешным делом решил, замели тебя, как тогда в пятьдесят втором. Слава Богу, ошибся… Будем!.. – он чокнулся со всеми подряд, залпом опрокинул в себя стакан, но не поморщился, а уважительно спросил: – Анисьино производство? – Алексей Иванович подтвердил. – Качественный продукт по одному запаху признать можно, – в области самогоноварения Егор был крупным специалистом. Ещё бы! За свою жизнь он перепробовал все сорта местного самогона и теперь, как профессионал-дегустатор, мог безошибочно определить изготовителя.
Закусив щепотью квашеной капусты, Егор достал кисет с махоркой, любимую трубочку, устроился поудобней и приготовился слушать.
– Рассказывай, Лексей, всё по порядку. Чего они от тебя хотели?
И, хотя Алексей Иванович уже рассказывал сегодня о своих злоключениях Галине и вспоминать о них ему вовсе не хотелось, отказать героической троице в её законом праве тоже узнать подробности своего краткосрочного ареста не мог, потому что понимал, это было не просто праздное любопытство посторонних, а живое участие близких людей в его судьбе.
Он вздохнул и начал свою горестную повесть во второй раз.
Зажатый на заднем сиденье «Победы» с одной стороны майором милиции, а с другой – человеком из «органов», Алексей Иванович всю дорогу до райцентра гадал, какой противоправный поступок мог совершить такой тихий и набожный человек, как Иван. Хотя и понимал: в нашей стране противоправным деянием может стать всё, что угодно. Даже обыкновенный чих в неподходящий момент в не подходящем для этого месте.
В райцентре
Вины за собой Алексей не чувствовал никакой, сажать в кутузку его было не за что, а посему отнесся он к лишению свободы спокойно и даже философски. Пока его не трогали, он мог привести в порядок свои мысли и чувства. А они у церковного старосты были в полном раздрызге. Во-первых, закрытие храма произвело на него ошеломляющее впечатление. В душе он не соглашался, протестовал, никак не мог поверить, хотя сам отдал в руки Коломийца ключи от церкви. Во-вторых, судьба Ивана была для него не безразлична, и он, теряясь в догадках, мучительно вспоминал подробности всех разговоров с ним, пытаясь найти хоть какую-то зацепку, какой-нибудь намёк, чтобы понять, в чём провинился тот перед законом, но… безуспешно.
В конце концов, Алексей решил помалкивать. К тому же он на самом деле не знал про своего постояльца практически ничего. Одно только, что тот старца Антония навестить собрался, но сообщать посторонним об этом совсем не обязательно. Так что и врать-то, в сущности, не придётся. Да, скрытным человеком был странник Иван, умудрился все подробности жизни своей утаить.
Промурыжили Алексея в камере больше часа.
Очевидно, рассчитывали, что в ожидании допроса он начнёт волноваться, нервничать, а там, глядишь, неуверенность появится, страх… Старый приём. "Это мы в пятьдесят втором уже проходили, " – усмехнулся Алексей, расстелил на нарах пальто и завалился спать.
Но поспать вволю не удалось. И часа не прошло, отвели Алексея Ивановича в кабинет, где его уже ждал человек без имени с колючим рыжим бобриком на голове.
– Проходите, Алексей Иванович, садитесь, – он встретил арестованного как родного. – Простите, что ждать вас заставили, но сами понять должны – столько дел!.. Вы только, ради Бога, не сердитесь.
– Да я не сержусь, – Алексей Иванович был сбит с толку.
– Я вам давеча не представился и, честно скажу, как-то неловко себя чувствую: я ваше имя-отчество знаю, а вы моё – нет… Так давайте мы с вами сейчас эту несправедливость исправим, – и широким жестом протянул собеседнику белую холёную руку с розовыми блестящими ногтями. – Майор госбезопасности Семивёрстов Тимофей Васильевич.
Не очень понимая, как себя вести, Алексей Иванович молча пожал протянутую руку.
– Ну, я вас слушаю, – капитан улыбнулся и, склонив голову набок, ласково посмотрел на него.
Алексей Иванович опешил. Он ждал каверзных вопросов, ловушек, к этому он был готов, а тут получалось, что инициатива разговора должна принадлежать ему.
– Я, собственно, не очень понимаю, что вы хотите от меня услышать.
– Правду, Алексей Иванович, и только правду.
– Какую правду?.. О чём?..