Петров, к доске! Книга вторая

Ларин Павел

— Ёжик, ага… Деева, а почему ты сказала «был бы жив»? Он умер? — Я сделал «стойку».

История про ёжика крайне познавательная, но вот история про отца вдруг показалась мне гораздо более интересной. Не в том плане, что я извращенец, которого хлебом не корми, дай о покойниках послушать. Просто… Внутри будто лампочка замигала, когда Наташка про отца упомянула.

— Что у тебя папкой?

— Мда уж… — Наташка покосилась на меня с осуждением. Еще, пожалуй, в ее взгляде была грусть. — Тактичность

явно не твой конёк, Петров. Умер он. Погиб.

Видимо, у меня должно было появиться чувство стыда за подобные вопросы. Типа, непринято так свободно спрашивать о трагичных событиях. Однако, оно не появилось. Мне, если честно, в этот момент показался очень важным факт отсутствия у Деевой отца, еще и по причине смерти. Я лихорадочно принялся вспоминать, что вообще знаю о Наташкиной семье.

Не вспомнил. Потому что не знал. Мы ведь в прошлом варианте жизни с ней не общались. Вообще. Только по школьной необходимости, если таковая возникала. А возникала она нечасто. Почти никогда. Мы со старостой существовали параллельно, не пересекаясь.

— Тебе больно об этом говорить? — осторожно спросил я у Деевой, пытаясь сообразить, что меня заставляет продолжать эту тему: паранойя или предчувствие. — Ну прости, если так. Просто я даже и не думал, что у тебя отца нет.

— Почему? — Наташка пожала плечами. — Потому что я отличница, да? Не хожу, о своей неполной семье не рассказываю. С плохой компанией ни с какой не связалась. По себе судишь, Петров?

— Да не знаю. — Я пропустил шпильку Деевой мимо ушей. Сейчас точно не до ругани. Внутри все крепче становилась уверенность, мои мысли идут в верном направлении. — Просто не думал и все. Так тебе что, неприятно об этом говорить?

Возможно, моя чрезмерная настойчивость могла показаться странной, но я очень хотел узнать, что произошло с Наташкиным отцом. И кстати, да. На фото его не было. Там — мои родители, Ромов-старший, предположительно Наташкина мать и еще одна девушка, незнакомая.

А… стоп! И еще парень. Парней было трое, как и девчонок. Получается, чисто теоретически, на снимке я не знаю двух людей. Остальные — мне знакомы. Может ли быть неизвестный парень Наташкиным отцом?

— Не может…– Сказал я вслух и плюхнулся на Илюшину кровать.

Плюхнулся не потому что очень захотелось. Просто в ногах появилась слабость.

Именно в этот момент я понял, с какого перепуга мне показался знакомым мужчина в парке. Тот, который был одет в тельняшку и подсказал, куда пошли пацаны. Десантник. Или морячок. Черт…

Это сто процентов он на фотке. Я еще в парке подумал, будто лицо мне его уже встречалось, но встречалось именно мельком. А фотку у Ромова я рассматривал внимательно. Завис тогда на ней, как дурачок. Потому и отложилось в памяти.

Если Наташка говорит, что ее отец умер, очень

вряд ли он является тем, кто сфотографировался в горах, а потом, спустя годы, разгуливает по парку. По одной единственной причине. Мертвые не шляются в тельняшках по городу. Соответственно, все-таки мужик не Наташкин отец.

— Что «не может»? Алёша. Петров. Слышишь меня?

Я тряхнул головой и посмотрел на Дееву. Та, в свою очередь, смотрела на меня, причем с переживательным выражением на лице. Видимо, я выпал из реальности на эти несколько минут, пока вспоминал фотографию и мужика из парка.

— Да слышу, слышу.

Вскочил на ноги, подошёл к шкафу. Рубашка и правда имелась в наличие, висела на «плечиках». К счастью, она была чистая и отражённая. Спасибо матушке.

Я резким движением, не расстегивая, стянул через голову обычную, повседневную рубаху. Слава богу, сейчас принято носить нательные майки и мои действия не выглядели как юношеский стриптиз. Хотя Деева все равно покраснела, а потом сразу же отвернулась, энергично наглаживая кота. Будто не заметила моей «полуобнаженки».

Я схватил нарядную, белую рубашку и сосредоточенно принялся застёгивать пуговицы, попутно соображая, что за мутная хрень вырисовывается.

Мой отец, типа, погиб. Но я всю жизнь считал это ложью. Слишком уж родительница наша пестала героический образ папы. Это — первое. А второе — я, в отличие от Илюши, помню его. Он исчез как раз около шести лет назад. Сразу после того, как братец появился на свет.

Отец никогда не был примерным семьянином. В моей башке чётко присутствуют картинки, которые сложно понять двусмысленно.

Приходил поздно. Частенько навеселе. Ругались они с матерью постоянно. Из-за посторонних женщин, кстати, тоже. А в последнее время, перед его «героической командировкой» родительница несколько раз упоминала какое-то преступление. Именно так. Именно это слово. Мол, отец — преступник. Он поступил плохо. А если кто-то узнает, так всем будет кирдык. Ему — в первую очередь, а там, межу прочим, и семья пострадать может.

— Алексей, все нормально? Ты вдруг как-будто в себя погрузился. Что случилось? Тоже про отца подумал?

Староста оставила кота в покое, поднялась с кровати и подошла ко мне. Лицо ее обрело нормальный цвет. Видимо, приступ стеснения закончился.

— Давай помогу. Хорошо, что рубашка уже глаженая. Помочь? — Наташка вопросительно подняла брови.

Я молча продолжал застегивать пуговицы, игнорируя Дееву, которая замерла рядом. Не дождавшись ответа, Наташка шагнула к Илюшиной кровати, наклонилась, а затем взяла в руки галстук. Снял его вместе с повседневной рубашкой, чтоб переодеться. Теперь, так понимаю, девчонка хотела помочь красиво и акуратно завязать символ пионерии.