Петров, к доске! Книга вторая
Шрифт:
Она ведь знает нашего трудовика очень хорошо. Зачем оставила его наедине с теми двумя товарищами?
Олег Петрович, если не открывает рот и не произносит ничего вслух, все равно сразу вызывает подозрение. Не в плане поступков, хотя и это тоже, а в плане того, что с его стороны не последуют какие-нибудь шуточки.
У трудовика даже внешний вид всегда говорил сам за себя. Он вечно выглядел каким-то мятым, немного сутулым, припорошенным стружкой, с легким запахом вчерашних возлияний. И хорошо, если вчерашних. Его любимая фраза, которую он искренне, с чувством при каждом удобном, и не очень, случае выдавал ученикам:" Бык сытт ровнее, чем ты обстругал".
— Олег Петрович… — Жаба собрала всю волю в кулак и решила таки довести разговор до конца. — Я уже несколько лет закрываю глаза на ваше поведение. Которое, скажем прямо, не соответствует званию учителя. Почти каждую неделю на вас поступают жалобы от остального педколлектива. В начале учебного года, вы, к примеру, шестому «А» велели принести большие толстые тетради и две ручки. Потом два урока рассказывали им о происхождении своей фамилии. Причем, всем нам известно, что фамилия ваша Радович, но по одной из версий, которые вы же вдалбливали детям в голову, она произошла от слова «рядович». То есть два урока вы вместо того, чтоб заниматься с мальчиками трудом, рассказывали им, кого и почему В Древней Руси называли рядовичами. Когда были озвучены все легенды происхождения фамилии, вы переключились на этимологию имени. И даже про отчество вам нашлось что сказать. Всю эту ценную информацию детям, конечно же, пришлось записать в те самые тетради, принесённые по вашему распоряжению. Напомню, два урока…Потом вы дали мальчикам домашнее задание. Потребовали, чтоб они выучили записанную информацию. И на следующий день весь шестой «А», вернее мужская его часть, явились в школу не готовыми к другим предметам. В ответ на вопросы учителей, отчего так вышло, дети уверенно ответили, что Олег Петрович со следующей недели становится самым главным директором среди директоров… уж не знаю, откуда такое вообще взялось… и он сказал, будто теперь его уроки — это самое главное. Вы сказали.
Директриса сделала акцент на последней фразе и замолчала.
Мы с Деевой переглянулись, а затем осторожно сделали несколько шагов в сторону выхода. Вернее, даже не шагов. Просто начали пятиться к двери как два рака, только быстро и бесшумно.
Подозреваю, Александра Ивановна решила припомнить трудовику вообще все прегрешения. По выражению ее лица стало понятно, сейчас мы прослушали лишь вступление. К основной части она еще не подобралась. И вот скажу точно, я к примеру, не готов знать об Олеге Петровиче и его сложных взаимоотношениях с директрисой всё. Судя по Наташкиному лицу, она тоже.
Вмешиваться в волнительный диалог, происходящий между Жабой и трудовиком, с вопросами:" можно ли идти? " ни я, ни Наташка по-прежнему не рисковали. Мы как-то одновременно надумали свалить по-английски.
А ведь меньше часа назад все было почти нормально. Имею в виду, относительно интервью. Ну и если не брать в расчёт мою очередную ссору с Деевой из-за ее дяди.
Даже тот факт, что Жаба решила позвать Наташку, выглядел вполне обнадёживающим. Я рассчитывал, что основной «удар» придётся на старосту, а у меня получится просто скромно отсидеться в сторонке. И еще была одна мыслишка…
Я уже обдумывал ее, когда переключил внимание Жабы на Дееву. Если получится звездой беседы с журналистами сделать Наташку, смоюсь под шумок из актового зала, потом из школы, и вернусь к Деевой домой. Проверю, так ли уж там никого нет, как она уверяла.
А в итоге оказалось, что товарищи журналисты вовсе нам не
Сначала, когда я один стоял под дверью и «гостей» не видел, думал, правда бедолаги журналисты попали в руки Олега Петровича не в самый лучший момент. Естественно, не самый лучший для самих журналистов.
Первые сомнения появились после того, как они задали вопрос про Ромова. Просто, если вспомнить, что говорила директриса, статью хотели написать о героическом мальчике Алеше Петрове, то есть обо мне. А тут вдруг в центре сюжета всплыл Ромов-старший, которого вообще даже рядом не было. Да, машина его, но за рулём сидел не сам владелец. Это — первое. А второе — в чем принцип, кто именно мог оказаться виновником? Я имею в виду, в чем принцип для журналистов?
Сейчас, конечно, 1985 год и вот-вот страна узнает любопытное слово «гласность», но все же не уверен, что какие-то парни из газеты будут выяснять, как в случившемся фигурирует главный инженер завода. Странно очень.
Время громких разоблачительных статей еще не пришло. Слова «хайп» и «желтая пресса» никому не знакомы. Никакая газетенка, к тому же районная, не рискнула бы никогда самостоятельно устроить «головомойку» одному из первых лиц завода. Уж тем более, докапываться до его вины в аварии. Поэтому вопросы журналистов сразу показались мне подозрительными.
Я даже, если честно, перестал нервничать из-за того, что эти товарищи отчего-то упорно называли трудовика Петровым. Решил, может, так оно и лучше? Вот не хотелось мне уже разубеждать гостей, чьи голоса за дверью подозрительно напоминали сотрудников совсем другой организации, что Олег Петрович совсем не тот, кто им нужен.
— Петров, ты чего тут застыл? Я же сказала, иди в актовый зал! — Раздался недовольный голос.
Я обернулся. Буквально в двух шагах от моей персоны нарисовалась директриса. Рядом с ней с мрачным видом стояла Деева. Видимо, Наташка славы не ищет. Ну или ей просто не хотелось снова оказаться в моей компании.
Именно в этот момент произошло вполне ожидаемое событие. Разговор между трудовиком и гостями продолжился.
— Итак, товарищ Петров… — Раздался из актового зала голос одного из журналистов. — Продолжим нашу беседу. Вы остановились на том, что машина, которая чуть не сбила ученицу, принадлежала главному инженеру Авиационного завода.
Александра Ивановна, естественно, прекрасно расслышала сказанное. Она удивлённо уставилась на дверь, потом быстро моргнула несколько раз, посмотрела на меня и снова перевела взгляд на створку.
— Кого он назвал Петровым? — Замогильным голосом поинтересовалась директриса.
Причем тон у нее был такой, будто ответить обязан именно я. Будто мне наверняка известено, что вообще происходит за этой чёртовой дверью.
— Подозреваю, Олега Петровича. — Сказал я совершенно искренне, чистую правду.
— Да погодите вы со своей аварией! — Возмутился трудовик. Он наоборот с каждой фразой становился все более весёлым. Олег Петрович просто не подозревал, что сам себе сейчас роет глубокую яму. — Я ж вам рассказываю настоящий смак, а не историю. Вы к этой аварии прицепились… Так вот…Про товарища… Тот самый товарищ, который вернулся из Германии, научил меня готовить яичный ликёр. Понимаешь, привёз рецепт, так сказать, прямиком от немцев…
Голос Олега Петровича звучал все более уверенно. Он настолько проникся своей ролью, что даже перебил гостя, не дав тому высказаться до конца.